Отдам любовь в хорошие руки - стр. 6

– Он с нее прямо с живой шкуру содрал, – шепнул мне на ухо физрук, и желваки обозначились на его бледном суровом лице. К горлу подступила тошнота. Я метнулась к ближайшим кустам, где меня рвало минут десять, выворачивая наизнанку все внутренности.

С неделю я обходила Севу стороной, не в силах заговорить о случившемся. По ночам снова штудировала очередные умные книжки по педагогике и воспитанию, ища похожие случаи и примеры. А потом, он сам подошёл ко мне и, как ни в чем не бывало, протянул раскрытую пачку печенья:

– Угощайтесь!

И я угостилась. Мы сидели в одном из классов на учительском столе и молча ели печенье. Съели всю пачку, и Сева сказал, щедро обмакнув меня в голубизну своих глаз:

– Знаете, о чём я мечтаю?

– О чём?

– Чтобы ты стала моей мамой. Я бы тогда стал совсем другой… Я был бы хороший.

Я растерялась, а он прижался ко мне всем телом, обнял за талию. Мы сидели так, я гладила его по жёсткому русому ёжику, а он меня – по руке. А потом, он настрочил письмо в районно, где подробно описал, как воспитательница долго ласкала его, а потом вынудила сделать ей кунгилинус, угрожая свирепой расправой в случае, если он откажется.

– Вы же прекрасно понимаете, что я не верю ни единой его каракуле! Все знают вашего Сидорчука, как облупленного – ему прямая дорога из детдома в тюрьму, – устало отреагировала заведующая районно, комкая злополучное письмо, потом метнула его в стоящую у края стола мусорную корзину и спросила меня, чуть краснея. – Кстати, а что такое… кунгилинус?

Конец ознакомительного фрагмента.