Отцы и дети. 2.0 - стр. 2

– Фарит! – сказал я строго, решив его заговорить. – Я понимаю, истерика у тебя, видимо, но при чем тут огонек. Если ты думаешь, что я что-то замышляю против тебя, то я просто хочу подкурить, а для этого нужен огонек. Не туши его, брат.

Совершенно бесполезно было с ним говорить. Он смеялся и пытался собрать разбегающиеся губы, чтобы дуть, и получался такой звук, каким малыш изображает мотор своего грузовичка. Я все больше раздражался. И уже злобно чиркнул спичкой, но тут заметил, что моя сигаретка куда-то делась. Мне стыдно стало ее искать под идиотский смех Фарита, показать ему, что он довел меня, я нервничаю. А Фарит дрожащим пальцем указал на мою руку.

– Я и сам знал, – сказал я увидев сигаретку в своей руке. – Просто прикидывался.

Фарит уже изготовился, он прилагал страшные усилия, чтобы не смеяться, и содрогался всем телом, так содрогается плохо закрепленный мотор, когда его заводят. Смех рвался из него, точно выхлопные газы.

Хачик с Фаигом забеспокоились, но продолжали спорить, правд а уже осторожно, прислушиваясь, не над ними ли смеется Фарит. Тут Фарит не выдержал, смех вырвался из него огромной, дикой птицей, наверное, оттого, что теперь я не мог найти коробок. Не поверите – я действительно не мог его найти.

Фаиг с Хачиком оба резко повернулись и уставились на Фарита.

– Слушай, по-моему, он все-таки над нами! – болезненно нахмурившись, сказал Хачик.

– Нньет! – отрубил Фаиг, снял очки и хладнокровно пошевелил губой. – Я долго слушал – не над нами, он только делает вид, что смеется над нами, на самом деле он смеется не над нами.

– Если не над нами, то из-за того, что мы бакланим, как два баклана!

– Ты не понимаешь прикола. – Фаиг надел очки. – Они сговорились, да, смеяться над нами, а на самом деле он смеется не над нами.

И они глубоко задумались. А потом повернулись друг к другу, отодвинули «Джейн Эйр» на край стола и с жаром стали спорить, над кем смеется Фарит. Хачик, с удивительной вежливостью в голосе, приводил множество доводов в пользу того, что Фарит смеется именно над ними. Фаиг перебивал. Хачик, не слушая его, поворачивался к окну и, до предела удивленный, говорил кому-то: «Нет, нет! Посмотрите на меня, я, в натуре, спорю еще с этим отморозком, как бы проявляя дань уважения, на… Слышь, ты сам-то слышишь, что говоришь? Все послушайте, да!»

Фаиг замолкал, смотрел на него с ненавистью, цыкал и восклицал: «Э! Э!»

А Армения и Азербайджан, свободно вздохнули и растворились в кровеносной системе мира.

Я же зажигаю спичку, а Фарит дует и смеется. Смеется, будто вдруг понял что-то великое и от этого сошел с ума. Лицо его раскраснелось, опухло, ноги и руки нервно дрожали, точно перебитые.

Я бы, конечно, мог закурить. Отвернуться и закурить, но я стал догадываться, ЧТО Фарит хочет сказать. И он, изменив интонацию смех а, дал мне почувствовать, что я иду по верному пути, только нужно зажигать спичку, чтобы он мог дуть и смеяться.

Хачик с Фаигом не выдержали и подсели к Фариту с обеих сторон.

– Фаритжан, – интимно склонившись к его уху, оказал Хачик. – Японская культура существует тысячу лет, и так далее, это долго… Короче, я как-то это все доказал. Ты, Фарит, теперь скажи ему, что смеешься над нами.

Фаиг хладнокровно смотрел на них сквозь очки, держа их перевернутыми далеко от лица, а потом тоже склонился к Фариту.