Отбор женихов для волчицы лунного князя - стр. 32
– Я тебя охраняю, – какие-то мурлыкающие нотки. – Я же обещал. Семь дней в неделю, двадцать четыре часа в сутки.
И правда обещал. Может, я себя просто накручиваю? Может, тому мужчине на джипе Ариан не доверял, вот и прогнал, а я напридумывала?
Только в моей комнате Ариан был и предложение переспать делал, и это точно не сон.
– Честно только охраняешь? – скользя пальцами по тёплому гладкому дереву, уточняю я.
– Давай мы завтра поговорим?.. Ты только окно закрой. И спи спокойно, никто тебя не потревожит.
Вздыхаю. Легонько постукиваю пальцами по двери:
– Поверю на слово.
– Спокойного сна.
– И тебе. – Сделав несколько шагов к постели, представляю голого Ариана, свернувшегося калачиком под дверью, и нервно улыбаюсь. Возвращаюсь. – А ты там не замёрзнешь на полу?
– У меня густая шерсть.
Всё же оборотни – это нечто. Снова иду к кровати. И опять возвращаюсь:
– А ты её каким шампунем моешь, собачьим?
– Да, а что?
– Нет, ничего, – бормочу я и зажимаю рот, чтобы не засмеяться в голос.
Смех распирает. Наверное, истерический, наверняка неуместный, но сдержаться не могу. Валюсь на кровать и утыкаюсь в подушку. Представляю Ариана в зоомагазине, выбирающего себе шампунь для шелковистости шерсти. И капли от блох и клещей. А ещё косточки, чтобы зубы чистить. Мячики для игры, метательные диски… элитный сухой корм – похрустеть вечером перед телевизором… Я не просто смеюсь, я хохочу, пытаясь утопить звук в подушке.
– Тамара, ты в порядке?!
– Да! – приподнявшись, кричу сквозь слёзы и давлюсь смешками. – А ты сухой… сухой собачий корм ешь?
Пауза. Может, он просто в шоке от вопроса, а не решает, соврать мне по этому поводу или нет, но я смеюсь, снова представляя, как он с деловым видом отбирает корм, принюхивается к развесным образцам, а может, и пробует украдкой.
– Нет, а к чему эти вопросы?
– Думаю, что на двадцать третье февраля дарить буду! – Широко улыбаюсь я.
– До него далеко. И корм в любом случае лучше брать свежий.
Мышцы живота сводит от смеха, текут слёзы, и улыбка до ушей. Снова падаю в подушку, хохочу. Мне больше не страшно. Мне как-то легко, и напряжение отступает, оставляя вместо себя истому, мягко поглощающую мысли…
***
Сон подкрадывается незаметно. Мутный, тяжёлый, полный ощущений тела, когда осознаёшь, что почти спишь, но не в силах пошевелиться. Накатывает удушающими волнами, перемалывает меня, перекраивает. Туманом сочится в плоть, наполняет сердце, заставляет видеть сквозь закрытые веки всё в красноватом пульсирующем в такт сердцу свете.
И в этом сне горит луна, а вокруг меня кружатся белые волки. Я лежу. И парю в пустоте. Меня окутывает халат Ариана. И я обнажена. В груди пульсирует белый комок света, наполняет кровь чем-то холодно-горячим, терпким. Волосы треплет ветер. Холодный влажный нос утыкается в ладонь. Пальцы становятся струнами, и с них срывается мелодия бытия. Дыхание обжигает шею, лицо. Бок мягким теплом окутывает шерсть, рядом пульсирует огромный шар света, этот свет перекликается с моим сиянием. Шершавый язык скользит по глазам, по носу и скулам.
– Тамара, – шепчет Ариан.
К боку прижимается тёплая кожа. И снова шерсть. Влажный нос касается шеи, дыхание такое горячее, что ползут мурашки, свет в груди пульсирует быстрее, и свет рядом чаще выбрасывает в пространство вспышки всепроникающего сияния.