От Второй мировой к холодной войне. Немыслимое - стр. 48
Жуков подтверждал получение летом 1945 года достоверных сведений о том, что «еще в ходе заключительной кампании Черчилль направил фельдмаршалу Монтгомери секретную телеграмму с предписанием: „Тщательно собирать германское оружие и боевую технику и складывать ее, чтобы легко можно было бы снова раздать это вооружение германским частям, с которыми нам пришлось бы сотрудничать, если бы советское наступление продолжалось“… Нам пришлось сделать резкое заявление по этому поводу, подчеркнув, что история знает мало примеров подобного вероломства и измены союзническим обязательствам и долгу.
Когда И. В. Сталин узнал о двурушничестве У. Черчилля, он крепко выругался и сказал:
– Черчилль всегда был антисоветчиком номер один. Он им и остался».
Поэтому далеко не случайно и резкое ухудшение отношений советского лидера с Черчиллем, и многочисленные советские запросы о том, почему немецкие войска в тылах союзных армий не переведены на положение военнопленных.
Курс на конфронтацию с СССР в дальнейшем только продолжал обретать плоть и кровь. В июле один из наиболее информированных агентов советской разведки Гай Бёрджесс сообщил о разработанном в Лондоне документе «Безопасность Британской империи», в которой Советский Союз был объявлен «главным противником» Англии и всего Запада, намечались меры по изоляции бывшего союзника и подготовке против него войны.
История не терпит сослагательного наклонения. Тем не менее уместен вопрос: что бы произошло, если бы план «Немыслимое» был реализован?
Полагаю, с гораздо большей вероятностью можно было предсказать не «освобождение» англосаксами Варшавы, а выход Красной армии к Ла-Маншу.
И в нашей стране об этом размышляли. Читаем у поэта-фронтовика Давида Самойлова: «Вариант дальнейшего похода на Европу – война с нынешними союзниками – не казался невероятным ни мне, ни многим из моих однополчан. Военная удача, ощущение победы и непобедимости, не иссякший еще наступательный порыв – все это поддерживало ощущение возможности и выполнимости завоевания Европы». Боевой дух советских войск был куда как высок.
Но Сталин и Молотов такой вариант не рассматривали: разрушенной, разоренной, опустошенной стране не было ни малейшего смысла ввязываться в военные авантюры.
На время войны британская нация сплотилась. Но не успела война закончиться, как межпартийные противоречия вышли на поверхность. Лидер лейбористской партии Клемент Эттли был активным и лояльным членом военного кабинета и заместителем премьер-министра, но Черчилля коалиционность правительства тяготила.
Едва стихли торжества по случаю победы, а Черчилль уже решил положить конец правительственной коалиции военного времени, объяснив это так: «Вместо товарищей по оружию мы стали соперниками в борьбе за власть». Он уверял, что его «глубоко удручала перспектива стать партийным лидером вместо национального лидера. Естественно, я надеялся, что мне будет предоставлена власть для того, чтобы я мог попытаться достигнуть урегулирования в Европе, закончить войну против Японии и вернуть солдат домой».
Биограф Черчилля Франсуаза Бедарида несколько иначе описывала его мотивы: «Цель Черчилля была проста: он пришел к власти в 1940 году без поддержки парламентского большинства и депутатского мандата и поэтому теперь хотел, чтобы его право занимать высокий пост премьер-министра было подтверждено законной процедурой народного голосования».