От войны до войны - стр. 47
– Это чьи вирши?
– Барботты, – завопил Понси. – Вы все сходите с ума от Веннена и Дидериха, а ничего такого в них нет. Сонеты – это прошлый век! Можете считать меня дураком, но…
Ричард и в самом деле считал Понси дураком, но даже дураки влюбляются и страдают. Святой Алан, если с Жилем что-то случится, он никогда себе этого не простит! Да и чем он лучше, его самого тоже никто не понимает, или почти никто. Оскар мог стать его другом, но генерала казнили. Арно и Катершванцы далеко. Эмиль Савиньяк – неплохой человек, но ему за тридцать и он очень занят, а Ворон еще старше… Ричард так и не мог понять, как к нему относится его эр, и, что было еще хуже, окончательно запутался в собственных чувствах. Он то ненавидел маршала, то восхищался им.
Образ подрубленного пня у Барботты был одним из любимых, и, по мнению Эмиля Савиньяка, неспроста. Дик обреченно вздохнул и принялся разглядывать окрестности, благо впереди блеснула вода – отряд Проэмперадора достиг Данара.
Дорога подошла вплотную к крутому рыжему берегу, Понси шумно вздохнул, какое-то время ехал молча, а потом отчетливо произнес:
– В конце концов, моя жизнь никому не нужна, а меньше всех – мне. Я исчезну, и обо мне все позабудут. На дне реки – покой, там…
Договорить порученец не успел. Руки в черных перчатках вырвали страдальца из седла и швырнули в воду. Ричард в ужасе обернулся и столкнулся с безмятежным синим взглядом.
– Спокойно, юноша. Сейчас оно всплывет и будет звать на помощь, – Рокэ Алва вытащил золотой и бросил худощавому кэналлийцу. – Тапо, вы – отменный пловец. Вытащите этого господина, но не раньше, чем он позовет на помощь.
– Рокэ! – подоспевший Эмиль Савиньяк давился от смеха. – Ну и негодяй же вы!
– Не спорю. Гляньте-ка! Я так и думал, что на дне реки ему не понравится.
И в самом деле, Жиль Понси отчаянно колотил руками по воде шагах в двадцати от берега. Брызги летели во все стороны, блестя на ярком осеннем солнце, вскоре донесся и жалобный, захлебывающийся вопль. Тапо, сбросив сапоги и мундир, ласточкой кинулся с берега и быстро поплыл к утопающему.
– Запомните, юноша, – Рокэ поправил крагу, – настоящее отчаяние не ходит под руку с болтовней. Тот, кто не хочет жить, умирает молча.
– Изверг! – покачал головой Эмиль. – Зима ж на носу!
– Да, об этом я как-то не подумал… Впрочем, льда еще нет, да и солнышко светит. Ничего с этим недоноском не станется, а с Тапо тем более. Хлебнет касеры, и порядок!
Дик, открыв рот, наблюдал, как кэналлиец ухватил несчастного порученца за шиворот и потащил добычу к берегу, где собралось десятка два корчившихся от хохота гвардейцев с веревками, сухими плащами и фляжками. Солдаты явно были в восторге от выходки Ворона.
Несостоявшегося утопленника извлекли первым. Понси чихал, отплевывался и дрожал. В мокром виде он был еще более нелеп, чем обычно. Рокэ послал Моро вперед.
– Корнет Понси, смирно!
Жиль Понси чихнул и уставился на маршала скорее испуганно, чем неодобрительно.
– Если я еще раз услышу разговоры о самоубийстве, вы отправитесь в ближайший приют для умалишенных. Вы меня поняли?
Понси уныло кивнул.
– Дайте ему касеры, – распорядился маршал, бросая Тапо еще пару монет. – Мы ночуем в Фрамбуа, так что поторопитесь!