От мальчика Пети до мальчика Феди - стр. 4

Ну и последнее, чтобы закончить с детскими сказками Шварца.

Ободренный успехом "Сказки о потерянном времени", он быстро написал еще одну детскую сказку и выпустил ее в том же ленинградском "Костре" совсем уже перед войной, в марте 1941 года.

Сказка называлась "Два брата", она была еще более пугающей и мрачной и оттуда уже совсем явственно тянуло запахом Той Стороны.

По крайней мере, Прадедушка Мороз, в рабство к которому попадает главный герой, является наитипичнейшим представителем нелюди: "Не доброе и не злое лицо его было до того спокойно, что у мальчика сжалось сердце".

Нелюдь, как всем известно, не злая и не добрая – она просто донельзя опасная. Потому что любой человек ей изначально чужой и в ее восприятии от камня под ногами не сильно отличается:

"Дедушка Мороз – мой сын. Я проклял его. Этот здоровяк слишком добродушен. Я – Прадедушка Мороз, а это совсем другое дело, мой юный друг".

Хорошо, хоть художники тогда были добрыми, никакой жести не рисовали (а они такое любят!), и иллюстрациями скорее смягчали, чем подчеркивали крипоту текста. Вот как, например, великий Кочергин изобразил один из самых страшных эпизодов сказки.

В общем, одну из древнейших (и главнейших!) функций сказочника – пугать слушателей до усрачки – Шварц выполнял великолепно. И никакие привычные шуточки вроде: "Отец сказал, что елки к Новому году он им не устроит. За елочными украшениями надо ехать в город. Маму послать – ее по дороге волки съедят. Самому ехать – он не умеет по магазинам ходить" – ситуацию не спасали.

Подобрел сказочник только к концу войны. Наверное, весной 45-года пугать детей даже у этого мизантропа рука не поднялась.

Поэтому последняя детская сказка Шварца – "Рассеянный волшебник" – увидевшая свет в марте 45-го, это такая легкая шутка, а шутить он всегда умел.

"Наверно, в следующей жизни, когда я стану кошкой, на-на, на-на…". В общем, там лошадь сначала превратили в кошку, а потом обернули обратно лошадью. Если не вспоминать "… да стану я кошкой, грустной, печальной и черной такой, покамест я снова не стану собой" – так и вообще все хорошо.

Но с "Рассеянным волшебником" я забежал вперед. До 1945-го нам еще добраться надо, поэтому сейчас мы возвращаемся к сказкам военных лет.

Прежде, чем продолжить рассказ про сказки сороковых годов, немного отвлекусь и скажу пару слов о сказках военных лет. У нас почему-то считается, что в войну все было только для фронта и для победы – но это не так. Люди не могут жить только войной, особенно – маленькие люди.

Поэтому в военные годы советские сказочники продолжали писать сказки, советские издатели их печатали и даже не все эти сказки были про войну и необходимость бить фашистов.

Скажу больше – чаще всего эти сказки были не про войну. И не только сказки.

Помните писателя Николая Носова? О его великих сказках мы поговорим чуть позже, а сейчас я хочу вспомнить его знаменитые рассказы из условного цикла «однажды мы с Мишкой». Да, те самые – как они кашу варили, пеньки ночью выворачивали, щенка в чемодане возили и т.п. А вот теперь ответьте, пожалуйста, на вопрос – когда происходит действие этих рассказов? В какие годы это все происходит?

Обычно разброс мнений довольно велик – от тридцатых по «оттепельных» шестидесятых. Вариантов ответов масса, любых – кроме правильных.