От Лукова с любовью - стр. 13
– Заходи!
Проблема на данный момент состояла в том, что я никогда не любила сюрпризов. Никогда. Даже когда была маленькой. Я всегда предпочитала знать, с чем я буду иметь дело. Не стоит говорить, что никто никогда не устраивал мне сюрпризы в день рождения. Один раз, когда дедушка попытался этот сделать, мама заранее сказала мне об этом, взяв с меня клятву, что я буду вести себя так, словно это сюрприз.
Я была готова столкнуться лицом к лицу с генеральным директором, женщиной по имени Джорджина, с которой я всегда ладила. Я слышала, как некоторые называли ее упертой, но со мной она была просто упрямой и не позволяла вешать себе лапшу на уши потому, что не обязана была это делать.
Поэтому я была чертовски потрясена, когда первым человеком, которого я увидела сидящим в кабинете, оказалась не Джорджина, а знакомая мне женщина лет под пятьдесят, в классическом черном свитере и c таким аккуратным пучком на голове, что подобное совершенство я в былые времена видела только на соревнованиях.
И еще больше я удивилась, когда увидела в кабинете второго человека, сидевшего по другую сторону стола.
В третий я раз я удивилась, когда у меня оформилась мысль о том, что нигде не видно генерального директора.
Только… они.
Иван Луков и женщина, которая провела последние одиннадцать лет, тренируя его.
Один, с которым я не могла разговаривать без препирательств, и вторая, которая за эти одиннадцать лет не сказала мне, возможно, и двадцати слов.
Что, черт побери, происходит? – забеспокоилась я, прежде чем остановить взгляд на женщине, пытаясь понять, правильно ли я прочитала записку, приклеенную к моему шкафчику. Я не… неужели? Я не спешила. Я прочитала ее дважды. Обычно я уже не искажаю смысл написанного.
– Я искала Джорджину, – объяснила я, пытаясь не обращать внимания на смущение из-за того, что неправильно прочитала слова на стикере. Я терпеть не могла путаницу. Терпеть не могла. Еще хуже, черт побери, было напортачить у них на глазах. – Вы не знаете, где она? – выдавила я, все еще думая о записке.
Женщина слегка улыбнулась, но не так, как если бы я прервала какой-то важный разговор, и даже не совсем как человеку, которого она много лет игнорировала, и это мгновенно вывело меня из себя. Раньше она никогда мне не улыбалась. На самом деле мне казалось, что я даже видела ее когда-либо улыбающейся.
– Заходи, – сказала она, по-прежнему улыбаясь. – Это я оставила записку на твоем шкафчике, а не Джорджина.
Позже я испытаю облегчение от того, что правильно поняла ее слова, но в тот момент я была слишком занята тем, что гадала, какого черта я стою там и почему она послала мне записку… И почему, к дьяволу, Иван сидит здесь и ничего не говорит.
Пока я размышляла, губы женщины еще шире растянулись в улыбке, словно она пыталась успокоить меня, но на меня это произвело обратное действие.
– Садись, Джесмин, – сказала она таким тоном, который напомнил мне о том, что она на протяжении двух чемпионатов мира тренировала сидевшего слева от меня идиота. Проблема была в том, что она не была моим тренером, а я не люблю, когда другие указывают мне, что делать, даже если они имеют на это право. Кроме того, она также никогда не была слишком любезна со мной. Она была не груба, но и не добра.
То есть я поняла. Что, впрочем, не означало, что я намеревалась забыть об этом.