От литеры до литературы. Как письменное слово формирует мир, личности, историю - стр. 53

Когда учение Иисуса было записано, возникла новая проблема. Как эти тексты соотносятся с еврейскими священными писаниями? Иисус представил себя как их воплощение. На первых порах последователи Иисуса считали тексты, сложившиеся вокруг их учителя, независимыми от еврейской Библии. Поскольку эти повествования об Иисусе возникли совсем недавно и были рождены реальным жизненным опытом, а Павел весьма настойчиво продвигал учение как отказ от иудаизма в его ортодоксальной форме, новые тексты обрели собственную динамику развития. В конечном счете они низвели еврейскую Библию до статуса архаики, преамбулы к тому, что действительно имело значение, – ее воплощения в текстах, связанных с Иисусом.

Получилось, что еврейская Библия оказалась продублированной Ветхим Заветом, но в скорректированном виде, приведенном в соответствие с Новым[264]. Вот так получилось, что образец наставнической литературы, центральной фигурой которого стал Иисус, превратился в самостоятельное Священное Писание и обрел весь присутствующий этому статусу блеск. Приверженность этим текстам стала религиозной обязанностью, для монахов же первейшей задачей стало производство красивых списков в рамках своего религиозного служения.

Новому Завету, как и всем остальным священным текстам, тоже предстояло обрести собственную традицию текстуального фундаментализма и фанатичных приверженцев, ищущих в этих текстах неизменные руководящие принципы для жизни в изменяющемся мире.

Модификацию еврейской Библии для нового канона литературы об Иисусе заметно облегчил тот факт, что еврейскую Библию уже перевели на греческий. Это произошло в Александрии[265], центре, откуда греческая культура распространялась на территорию Египта. В результате повторных волн эмиграции, связанной с повторяющимися изгнаниями и переворотами в Иерусалиме, там сложилась внушительная община евреев, объединенная, согласно заветам Ездры, древнееврейской Библией. Впрочем, большинство в этой общине забыло и иврит, язык своих священных писаний, и арамейский, общий язык всего Ближнего Востока, полностью перейдя на привнесенный туда Александром общегреческий. Это ограничивало доступ людей к их Священному Писанию, и решение у проблемы было только одно: еврейскую Библию необходимо было перевести на греческий.

Перевод, сделанный в знаменитой Александрийской библиотеке, был чрезвычайно непростым делом, потому что Библия представляла собой Священное Писание и была практически неразрывно связана с ивритом. Мог ли Яхве создавать мир, используя язык греков, поклонявшихся бесчисленному множеству богов? Мог ли он вырезать в камне десять заповедей, используя шрифт, изобретенный для передачи гекзаметров Гомера? Возможно, именно для того, чтобы смягчить удар, была создана легенда о том, что по заказу библиотекарей Александрии переводом Библии занимались, независимо друг от друга, семьдесят два александрийских еврея – и их переводы оказались совершенно идентичными[266]. Финальный вариант Библии на греческом языке получил название «Септуагинта», «Библия семидесяти» – по числу переводчиков. Поначалу его использовали только грекоговорящие евреи, но довольно скоро читательская аудитория заметно расширилась.

Теперь греческая Библия могла служить грекоговорящим христианам в качестве предыстории к житию Иисуса, созданному евангелистами. Но далеко не все обрадовались появлению у Библии нового круга читателей. Прежде всего, это не понравилось общинам ортодоксальных евреев, для которых их Библия – на иврите ли, на греческом ли – была не «ветхой», а вечной, не нуждавшейся ни в каких дополнениях и исправлениях.