От легенды до легенды (сборник) - стр. 8

Люди живут, люди действуют, люди рассказывают, люди слушают, запоминают, несут дальше, и ноша эта, наверное, и есть суть легенды. Распадаются державы, исчезают под толщей земли храмы и статуи, рушатся стены, необратимо меняются и умирают языки, но «нечто схожее с душой», что одна на всех, остается. «И снова царствует Багдад, и снова странствует Синдбад, вступает с демонами в ссору, и от египетской земли опять уходят корабли в великолепную Бассору…» И будут уходить, пока есть те, кто смотрит им вслед и ждет их возвращения. Те, кто в один ветреный день сами уйдут за горизонт, чтобы вернуться новой легендой. Или в один страшный день встанут на своем рубеже. Или в одну прекрасную ночь взглянут в глаза всепобеждающей Любви. Серое, грязное, сиюминутное не то чтоб исчезнет, но сменится другим, столь же мутным и преходящим, а нить Ариадны будет тянуться, а рог Роланда будет звучать… Вот, собственно, и все. Diximus.

Вновь свежим ветром полон

парус.

Вновь пены пыль на досках

палуб.

Хоть жив один лишь из пяти —

На месте Трои пепелище,

И каждый, что искал, отыщет.

А я – который год в пути.

Давно примолк Ахейи улей,

Герои по домам вернулись

И нагуляли аппетит.

Устав от славы, лесть изведав,

Не платят уж на вес аэдам.

И только я еще в пути.

Ушедшее распалось тленом,

Вновь Менелай живет с Еленой,

И слух как будто поутих.

Но царь за сплетню сердце

вынет,

И взор царицы так невинен…

Что до меня?.. А я в пути.

Судьба нальет нам чашей

мерной:

Вот сгинул гордый Агамемнон

В тенетах женских паутин.

Но скоро по законам мести

Орест отплатит Клитемнестре.

А я по-прежнему в пути.

На небе звезды ярче меди…

Известий нет о Диомеде.

Но тот, кому обман претит,

За трон не сможет побороться —

Отторгнет Аргос инородца.

А я уже давно в пути.

Под сенью кипарисных арок

Кропает Нестор мемуары.

Словесный множится утиль,

Забыть – не помнить – сердце

молит.

Он видит зарево над морем…

Лишь я пока еще в пути.

Заря в полнеба разгорелась.

Уж Телемах встречает зрелость,

Отца надежды воплотив.

Поет прибой с тоскою древней.

Жена, устав, над прялкой

дремлет…

Что там со мною? Я в пути.

Вновь берег дик, оливы хилы.

Забудут подвиги Ахилла,

Какую цену ни плати.

А слава что? По ветру прахом?

Ведь дом стоит, надел был

вспахан.

И только я еще в пути.

Давно эпоха отгремела,

Что ныне дела до Гомера

В обилье новых перспектив?

Но миф не завершен доселе —

Проклятьем имя Одиссея.

Я, как века назад, в пути.

Татьяна Юрьевская

Владимир Свержин

(с благодарностью Цунами Сану)

Амбула

Смоквы, именуемые восточными дикарями инжиром, были очень вкусными. Парис забросил в рот сочный плод и с удовольствием ощутил его сладость.

«Жизнь – отличная штука, – разгрызая попавшую на зуб косточку, подумал он. – А когда ты – царский сын в благословенной земле, так и вовсе замечательная!»

Юный охотник поднял глаза в небесную синь.

Как восхитительно быть молодым и полным сил, как славно вместе с братьями мчаться на колесницах, запряженных быстроногими парфянскими жеребцами, как весело пускать стрелы в переполошенную дичь! «Еще один удачный выстрел!» Впрочем, разве дело в этих птицах? Его пальцы трепещут от азарта, когда уходит с тетивы круторогого лука легкое оперенное древко с бронзовым наконечником.

– Любезный юноша! – вдруг раздался откуда-то сверху тихий женский голос. Слышалось в нем шуршание осенней листвы, потревоженной Бореем, богом северного ветра. – Сделай милость, подай клубочек – вот незадача, куда-то вниз укатился.