От Александровского централа до исправительных учреждений. История тюремной системы России - стр. 22
Однако уже спустя два года многие из начинаний тюремной реформы сошли на нет. Причина была весьма прозаической: нерасторопность, а то и нежелание на местах менять привычный уклад жизни. В 1881 году чиновники тюремного ведомства с тревогой сообщали в своих отчетах о росте числа побегов из мест заключения. По «черному» списку, после самой неблагополучной губернии – Иркутской, шли Волынская, Московская, Новгородская и Подольская.
«Ветхость и дурное устройство наших тюремных помещений, недостаточность, неумелость и неопытность надзора составляют лишь второстепенные причины такого ненормального положения вещей, – сообщал чиновник Главного Тюремного Управления о причинах побегов. – Корень зла заключается в неисполнении существующих узаконений и постановлений относительно порядка содержания…»
«Из арестантских рот и отделений бегут арестанты преимущественно с работ, на которые их посылают… предписывается отпускать арестантов на работы с указанным конвоем, но иногда даже без установленного конвоя, при одном наемном тюремном надзирателе, не имеющем возможности наблюсти за 10–15 арестантами, работающими часто в различных местах. Из тюремных замков бегут, большею частью, с помощью подкопов, выпилки железных решеток у окон, чрез тюремные ограды по веревкам, свитым из белья и других предметов, или, наконец, чрез трубы отхожих мест…
Собранные в Главном Тюремном Управлении сведения и личные мои посещения тюрем выяснили вполне, что закон о частых осмотрах арестантов и тюремных помещений не только не исполняется, но совершенно забыт; были даже случаи, что в таких тюремных учреждениях, где меня ожидали, я находил при арестантах всякого рода собственные их вещи, как-то: одежду, шубы, пуховики, чашки, чайники и даже запертые на ключ шкатулки и сундуки.
Вследствие того же отсутствия простого механического надзора бывают в местах заключения случаи, что арестанты напиваются пьяны, наносят друг другу раны имеющимися при них ножами, иногда даже доходит и до убийств».
Частые побеги из-под стражи волновали не только тюремных чиновников, но и формировали соответствующее общественное мнение. В середине 1880‑х годов начальник Главного Тюремного Управления М. Галкин-Враский совершил поездку по Сибири и Сахалину, после которой он резюмировал: «Едва ли вообще найдутся местности в Европейской России, где бы благотворительность по отношению к арестантам ограничивалась таким незначительным размером, как в Сибири. Причина этому кроется в полном притуплении чувства сострадания к ссыльному ввиду тех неудобств, которые приходится Сибири переживать от них. Более щедрым подаянием пользуются еще беглые, но, конечно, не из сострадания, а лишь по чувству самосохранения».
В последней четверти столетия стали создаваться новые крупные тюрьмы – централы. Само понятие о централе было введено в судебную практику Положением «По вопросу о будущей организации каторжных работ и временном распределении каторжных», утвержденном Александром II в 1869 году. В исполнение этого документа, в 1873 году под Иркутском, в 80 верстах от города, была учреждена Александровская центральная каторжная тюрьма.
Одно из описаний тюремной жизни дошло до наших дней в записях американского путешественника Джорджа Кеннана, в конце XIX века посетившего Сибирь. Весьма примечательно, что иркутские власти хотели произвести впечатление на иностранца, «так как иркутский вице-губернатор описал этот тюремный замок как образцовое в своем роде учреждение», считающееся «лучшим… в России».