Освобождение Агаты (сборник) - стр. 72
– Что ж, дочка, поделаешь… Вот и к тебе пришла первая любовь… Не скрою, я, конечно, от Сергея не в восторге, но ведь тебе с ним жить, не мне, – тебе и решать… Единственное, о чем прошу, – о самой малости: не торопитесь, присмотритесь друг к другу получше. Тебе ведь еще полтора года учиться! И ему, кстати, тоже надо куда-то поступать, не нужен ведь нам муж без высшего образования! Работать и учиться на вечернем? Гм… А где же он будет работать без образования? На заводе? Но там, знаешь, опасно: среда затянет. Мужчины вообще легко поддаются: пьянка, другая, глядишь – и уже ничем от работяг не отличается… Лучше бы ему на дневное поступить, отучиться, а потом и поженитесь… Кстати, и чувства его проверишь… Если любит, будет хоть десять лет ждать и пальцем до тебя не дотронется… А если бросит, значит, ты только для одного ему и была нужна… Человек, когда любит, – он все преграды одолеет. Помнишь, мы у Куприна читали, как Иаков служил Лавану за Рахиль семь лет – «и они показались ему как семь дней, потому что он любил ее»? Приводи его в дом почаще, надо нам с ним ближе знакомиться – все-таки, будущие родственники…
Агата, ожидавшая от матери лекции на тему «Тебе надо учиться, а не о женихах думать», обрадовалась, услышав из ее уст то, что по неопытности приняла за благословение, и Сергей – большой, застенчивый, напоминающий циркового медведя, появился в доме уже на следующий день.
Евгения была ошеломлена и подавлена, потому что навязываемый «зятек» при ближайшем рассмотрении оказался даже хуже самых мрачных ее предположений. Он говорил односложно, низким голосом, оскорбляя его звучанием саму утонченную атмосферу их дома, – казалось, что даже хрусталь в серванте позвякивает!
– Ты обратила внимание, как грубо он у тебя рычит? Прямо неприлично, – тихонько заметила она дочери.
Необразованностью он тоже поражал: ничего не слышал, например, о Набокове – только смущенно, потупившись, слушал ее оживленный и полный юмора рассказ о странной причуде гения скакать с сачком за совсем не красивыми бабочками, потому что они редкие, – это с его-то высокомерием, сверхпородистым лицом и статью…
– Передала бы ты Ане, что брата нужно как-то просвещать, он же просто валенок, – бросит она на днях между делом.
Когда юношу попросили посмотреть и, по возможности, исправить текущий бачок в туалете, он беспомощно развел руками:
– Я и к унитазам-то заново привыкаю, Евгения Иннокентьевна! У нас там ведь просто две дырки рядом были… – и это за столом, при невесте!
– Ничего никогда по дому делать не научится, такой же косорукий, как твой отец, – не стерпев, шепнула она Агате на ухо, едва Сергей отвернулся.
После того, как все выпили по рюмочке домашней наливки, зажатость юноши под оком будущей тещи несколько ослабела, и он начал довольно раскованно рассказывать о минувшей службе в армии, о маленькой секретной точке в тайге, где было их «шестеро и прапорщик», и часто приходила медведица – просто из любопытства, и солдаты ее даже подкармливали – а прапорщик все равно застрелил, хоть она и мирная была; и ему, Сергею, было ее так жаль – ну, прямо, как человека: получилось ведь, что предали, почти приручили – она зла не ждала, а прапор ей пистолет в ухо…
«Господи, совсем не соображает, что говорит! Девочке ведь такое и слышать невозможно!».