Освободитель - стр. 9
Егор ответил, тоже обнял, прижал к себе. Но когда она наконец-то отстранилась, все же спросил:
– Ты чего?
– Мне захотелось поцеловаться, мой любимый супруг, – поправила понизь она. – Или мне что, пажа завести для подобного услужения?
– Я тебе заведу! – Егор приподнял ее, крутанулся, поставил обратно, погрозил пальцем: – И думать не смей! Осерчаю…
– Я тебя, любый мой, ровно послы немецкие, токмо на приемах вижу, – покачала она головой. – Днем ты с боярами, вечером с чернью, ночью спишь. Вечером…
– Вечером ты сама бумажки перебираешь… – перебил ее Вожников. – Помнишь присказку: «С милым рай и в шалаше»? Выходит, не понимали мы до конца ее смысла. В шалаше, выходит, рай. А во дворце – одни хлопоты. Хочешь, бросим все да умчимся вдвоем к себе на Воже? Нет, не туда… В лес, на Тихвинку. Я срубик уютный сварганю, камышом да лапником покрою, печь черную сложу. И останемся только ты и я, и тишина окрест…
– Зачем лишние хлопоты, Егорушка? – улыбнулась великая княгиня, взяв его за руки. – Я тебя и во дворце люблю. Просто иногда по голосу твоему скучаю, да по рукам твоим, да по губам и объятиям.
– Нечто приснилось что-то и вчера ничего у нас не случилось? – прищурился Вожников.
– Вчера, позавчера, – пожала она плечами. – А до того тебя все лето, да весны изрядно, да всю осень и не слышно и не видно было. Примчался, приласкался – ан в глазах, вижу, новые помыслы горят, с места сорваться тянут. Да еще Айгулька твоя портретами на скуку свою намекает, да людишкам черным ты каждую минуту отдаешь, да стены рисуешь… Может, и верно, пажа от тоски бабьей завести? Немки сказывают, кастраты для баловства сего хороши. И выносливы зело, и голосом приятны.
– Хочешь, в следующий раз с собой тебя возьму?
– Вот, я же говорила! Ты уже о новом отъезде помышляешь!
– Думать я о чем угодно могу, Леночка. Но люблю-то только тебя!
– Поклянись!
– Вот те крест! – отпустив жену, перекрестился Егор.
– Да я и так знала, – наморщила носик княгиня Елена.
– Ты, и только ты… – Вожников пошел по пустой комнате, гася расставленные вдоль стен свечи. – И вообще. Работа не волк, в лес не убежит. И без меня сами все давно знают, что делать надобно. Пусть привыкают самостоятельно думать, без папочки.
Заперев дверь, он взял жену за руку, повел за собой дальше, в самый дальний край княжеской половины, к запретным для простых смертных покоям.
– Все! Сегодня весь вечер только ты и я!
– Постой, Егорушка… А ужин?
– Ну, так вели накрывать! Посидим вдвоем, хоть налюбуемся друг другом вдосталь.
Понятливая Милана быстро организовала для правящей четы именно тот стол, какой они хотели: курага, инжир, моченые яблоки и чернослив, мед с сыром, красное и белое вино, ягодная пастила и цукаты. Все то, чем можно угощаться, не наедаясь, сохраняя силу и легкость в теле. А когда Егор и Елена вошли в горницу, чтобы сесть за стол, поинтересовалась:
– Татарина прогнать, матушка? Коего за ужином скоморошничать позвали?
– А-а, сарацина этого? – Княгиня глянула на мужа и щелкнула пальцами: – Пусть приходит, зови. Может, позабавит сказками новыми? О землях неведомых, о чудищах и народах далеких… Подарки его посмотрим. Зови! И можешь не возвращаться. Надоест – сами прогоним.
Егор, улыбаясь, перехватил ее руку, поцеловал запястье, привлек ближе, коснулся губами губ, налил в кубки вина.