Островитяне - стр. 21
После ужина Хани осталась в гостиной, села читать книгу в свое любимое кресло. Синяя ткань так сильно вытерлась, что на ручки она положила связанные крючком салфеточки – я такие видел на старинных фотографиях. Прежде чем бабушка погрузилась в чтение, я сбегал наверх и принес тетрадку. Поколебался, вдохнул-выдохнул. Стеснялся показывать ей свои рисунки.
Я любил рисовать, но иногда над моими картинками смеялись. С другой стороны, Хани же сама попросила ей потом показать, верно? А еще… я на них потратил весь этот день. «Смелее», – сказал я самому себе.
– Э‑э… Хани? – спросил я, робко подходя к ней.
Она подняла глаза от книги, подбодрила меня слабой улыбкой:
– Да, солнышко?
– Я, э-э… вот подумал, может, ты захочешь посмотреть мой журнал. Ну ты же сказала, что это такое домашнее задание.
Улыбка ее стала шире от удовольствия.
– Ну конечно! Ты молодец, Джейк. – Она указала мне на стул рядом. – Так-так, – продолжила она, протягивая руку, – поглядим, какие ты сделал открытия.
Я протянул Хани тетрадку, а сам сел рядом и наклонился вперед, чтобы смотреть на ту же страницу, что и она. Облизал губы, поджал пальцы на ногах.
– Ой, ну надо же! – обрадовалась Хани. – Как ты здорово нарисовал пристань и паром. – Она перевернула страницу. – И нашу тележку! – Она пролистала дальше. – Ага, а вот и животные. Сова, олень. Очень я их люблю. Гляди-ка, муравей.
– Черный муравей.
– Да, по счастью. Еще называется муравей-древоточец. Не кусается, в отличие от мелких красных. – Она указала на зеленую ящерицу: – А вот и анолис.
– Она так называется? – спросил я.
– Без подробностей не скажешь, – заметила Хани. – Но она зеленая. Скорее всего, анолис.
Потом она посмотрела на меня с гордостью.
– Как же я рада, что ты решил добавлять в журнал еще и рисунки. Молодчина, Джейк.
Я почувствовал, что раздуваюсь от гордости, и мне захотелось нарисовать что-нибудь еще.
– А у папы рисунки в журнале просто отличные.
– Согласна. И ты унаследовал его талант.
Мне нравилось, что меня сравнивают с папой, но верил я в это плохо. Я откинул волосы со лба.
– Ну, даже не знаю. В смысле, у него правда здорово получалось.
– Верно. Потому что он много этим занимался. – Бабушка склонила голову набок. – А ты часто рисуешь?
Я пожал плечами:
– Ну, бывает.
– Чем больше рисовать, тем лучше будет получаться. Твой папа никуда не ходил без своего журнала. Говорил: никогда же не знаешь, что тебе попадется. – Она улыбнулась этому воспоминанию. Потом снова посмотрела на меня. – Ты только подумай, сколько у тебя будет возможностей рисовать – ведь здесь, на острове, ты увидишь очень много новых растений и животных.
Это меня страшно обрадовало.
– А еще могу дать тебе такой совет: читай про то, что увидишь, и вноси все сведения в журнал. Так поступают настоящие натуралисты. Записывают все подробности своих открытий.
Я вспомнил папин журнал и его заметки на каждой странице.
– Например, – продолжала Хани, – вот ты нарисовал птицу. Ты знаешь, что это за птица?
Я покачал головой.
– Но рядом я нашел вот это. Мне кажется, это ее перо. – Я протянул перо бабушке.
Она внимательно его осмотрела.
– Да, для начала неплохо.
Хани вдруг оживилась, отложила книгу, отдала мне мою тетрадку, встала и поманила меня за собой. А потом она, будто собака, идущая по следу, принялась обнюхивать все книжные полки. Вытащила три книги, с ними мы подошли к деревянному столу. Хани села – глаза у нее блестели. Она жестом подозвала меня к себе.