Остров живого золота - стр. 30
Он покосился на Юлю. Хороша собой… Правильный овал лица, на подбородке ямочка, ярко очерченные губы, нежная кожа лица с естественным румянцем… Было чем залюбоваться. Даже руки ее с длинными музыкальными пальцами, лениво лежащие на поручне, казались безупречными.
Бегичев побаивался красивых женщин и всячески их избегал. Он думал: все они высокомерны и не очень умны. Нельзя же быть совершенным одновременно и внешне и внутренне. Такие особы, как Бегичев себе представлял, эгоистичны, заняты исключительно собой, полагая, что окружающие обязаны преклоняться перед ними. Вот почему, когда молодому офицеру в штабе армии предложили взять в попутчики младшего лейтенанта Лозинскую, он согласился с большой неохотой. Она направлялась из резерва в ту же дивизию, что и Бегичев, переводчицей: познакомились они в приемной, ожидая вызова к начальству.
Девушка сидела рядом, непринужденно откинувшись на спинку стула, и покачивала блестящим, словно лакированным, носком сапожка. Гимнастерка плотно облегала фигуру, короткая, до колен, юбка открывала стройные ноги. Никогда прежде Бегичев не испытывал такого повышенного интереса к женщине. И испугался. Только этого не хватало! Нет, решил про себя, от подобной красоты надо держаться подальше.
Начальник штаба вызвал в кабинет обоих. Он торопился, быстро проинструктировал офицеров и в заключение сказал:
– Место назначения у вас одно, товарищ разведчик. Возьмите на себя труд сопроводить младшего лейтенанта Лозинскую.
– Но я же с бойцами, – возразил Бегичев.
– Ах да, – поморщился полковник, – настояли-таки, чтобы взять их с собой? Не понимаю, зачем лишние хлопоты? Мало, что ли, там солдат!
– Это же умелые, знающие разведчики! – воскликнул Бегичев.
– Нам на Сахалине больше всего нужны командиры-разведчики! – отрезал начальник штаба.
– Их всего трое, товарищ полковник, – взмолился Бегичев. – Один к тому же радист высокого класса. А таких, я слышал, в здешних частях не густо.
Начальник штаба усмехнулся:
– Вижу, вы за них горой.
– А как же! Воевали вместе!
Полковник встал, давая понять, что разговор окончен.
– Я полагаю, – сказал он, – разведчики, тем более фронтовики, в состоянии сопроводить переводчика к месту службы. И мне, и ей будет спокойнее…
Бегичев поспешно согласился. Он был готов на все, лишь бы ребята остались с ним. И так пришлось изрядно побегать, доказывая в разведотделе и в кадрах, что без своих бойцов обойтись он не сможет. Из всего взвода удалось отстоять Перепечу, Ладова и Шибая.
Загремела якорная цепь. За кормой раздался всплеск. Машины отработали слегка назад, и корабль остановился.
– С благополучным прибытием, командир! – прогудел Ладов, вразвалочку подходя к Бегичеву.
Федор довольно поглаживал рыжие усы. В последние дни счастливая улыбка не сходила с его лица. Ладов был прирожденным моряком. Как-то в порыве откровения он признался Бегичеву, что спит и видит себя на зыбкой палубе корабля. «Соленого ветра хлебнуть бы, командир, – с тоской говорил он. – Что может быть лучше доброго штормяги баллов на семь-восемь…» Морское путешествие его, как видно, взбодрило, он почувствовал себя в родной стихии…
Мальчишкой Ладов начал ходить в море с отцом на лов рыбы. Потом стал юнгой на лесовозе. Перепробовал все матросские профессии: был рулевым, сигнальщиком, трюмным машинистом. Война застала его боцманом крупного сухогруза. 22 июня они находились в Сингапуре, куда зашли за партией товара, возвращаясь из рейса в Индию. Вскоре Ладов надел военно-морскую форму и не снимал ее до злополучного ранения, заставившего покинуть флот. «Но я все равно вернусь на море, – повторял он убежденно. – Вот кончится война, приеду в Дальневосточное пароходство и скажу: Федор Васильевич Ладов согласен на любую баржу…»