Остров Укенор - стр. 14
Титры: «Понимая, что это разозлит отца ещё больше».
Астиан молча взял сына за руку, отвёл его в комнату и закрыл дверь. Затем спустился вниз по крутой деревянной лестнице, зачем-то стараясь не скрипеть, огляделся и осторожно сел в кресло.
Она вернулась через час. Медленно, стараясь не шуметь, сняла туфли и на цыпочках стала пробираться через комнату – но тут заметила мужа и беззвучно рассмеялась. Он ответил кривой полуулыбкой.
Титры: «– У меня был знакомый птицевед, который подкармливал птиц в парке зимой. А потом увлёкся философией.
– И что?
– Ничего. Перестал подкармливать птиц.
– А у меня в детстве у меня был целый план по спасению Спасителя.
Сосед Астиана по залитой закатным светлым элем веранде ухмыльнулся. Вокруг был уютный приморский городок с домиками из лего, и не верилось, что где-то там бушевала настоящая жизнь.
– Да, мне казалось диким, что никто даже не попытался этого сделать. Просто так взять и сдать своего Бога толпе невежественных, глупых, злобных, трусливых, самодовольных палачей. И я придумал план. У меня всё было расписано по минутам.
– И что бы ты стал делать после?
– Об этом я не думал.
– А ещё раньше, в школе, мы, конечно, мечтали спасти Пушкина.
– Забавно. А мы Ван Гога.
– Это было бы несколько сложней.
Они помолчали.
– Знаешь, странно, что ты не остался там, где каждый выдумывает что-нибудь такое, прячет в рукаве план спасения мира. А потом вдруг избивает свою жену.
Астиан долго молчал.
– Мы так привыкли. С детства. В школе нам говорили постучать себе по голове. Но стучать по голове соседа – удобнее.
Собеседник Астиана пожал плечами, вздохнул и отправился за вином».
– Нимо спит? – спросила она.
Астиан кивнул.
Она стала подниматься по лестнице. Её вечернее платье легко шуршало.
Титры: «Он давно уже привык врать. Да и она спросила только потому, что так надо. Ей было скучно здесь, в этом сонном доме – как в клетке, как в склепе. Ей – какая пошлость – хотелось немного пожить.
Он много раз говорил ей, что не нужно понапрасну мучить себя. Но всё было бесполезно».
– Он ждал тебя, плакал, – сказал Астиан ей в спину.
Титры: «Зачем было это говорить? Да ещё таким тоном – смешного опереточного мужа. Когда зал взрывается от хохота. Это пошло, жестоко, ни на что не похоже. В твоей жизни не должно быть таких сцен. Сотри сейчас же!»
Она медленно развернулась, стоя на последней ступени. В свете лампы вспыхнули и погасли хрустальные серьги.
– Что ты хочешь сказать? – спросила она почти ласково.
– Ничего, забудь, – он отвёл глаза. Уставился на нелепый светлый ковёр у лестницы.
Титры: «Я сказал глупость. Непозволительную глупость. И если существует ад для защитников – можно считать, что я уже в нём».
– Ещё о чём мне забыть? – её глаза сверкали, как в настоящем кино.
Титры: «(Осторожно: дешёвая мелодрама!) Может быть, о том, что ты меня не любишь? Или о том, что никогда не любил? Может быть, о том, что я плохая мать? Или о том, что ты тоже – не лучший отец?»
– Пожалуйста, не нужно…
Она развернулась, чтобы уйти, но её нога соскользнула, она неловко изогнулась всем телом, стараясь ухватиться за перила – не успела и стремительно покатилась по ступенькам вниз. Платье испуганно прошуршало и стихло.
Титры: «Это ты навсегда запомнишь. Это – твоё, забирай!»
Астиан бросился к жене, но увидел только ковёр. Светлый ковёр, на котором так хорошо было видно маленькое алое пятно.