Остров острых ощущений - стр. 24
– Я думаю, что город на нее так повлиял, – вздохнул бывший прапорщик. – Она из деревенских, из Новгородской области. Там у нее до сих пор куча родственников живет. Я, когда уходил, предлагал ей туда вернуться. Она не захотела…
– Она работала? – спросила я.
Гена покачал головой.
– Так на что она жила после вашего ухода?
– Я деньги давал. Предлагал ей на рынок устроиться, в павильон какой-нибудь, даже пару раз места ей подыскивал. Не хотела. К сестре, как я уже говорил, тоже ехать не хотела.
– В религию не ударялась? В секту какую-нибудь не могла попасть? – спросил Андрюша.
Гена покачал головой.
– Так чем же она у вас занималась?! – не могла понять я.
– Дома сидела. Телевизор смотрела. У нас же в части даже телевизора не было, только радиоприемники. Мы когда в отпуск ездили, к телевизору прилипали и отлипнуть не могли. – Гена печально усмехнулся. – Вот она и дорвалась… Может, она и на работу не хотела устраиваться, чтобы от телевизора не отрываться?
– А насмотревшись всяких феминисток, решила бороться за права брошенных женщин, – хмыкнул коллега Андрея. – А насмотревшись на террористов, решила взять заложников.
Андрей спросил, почему, по мнению Геннадия Константиновича, его супругу понесло в печально известную нам всем баню. Гена только руками развел.
– Когда вы виделись с ней последний раз? Если не считать баню?
– Недели две назад. Я заезжал ее проведать, деньги привез.
– Вам не показалось, что она изменилась?
– Да нет вроде бы… Я, признаться, долго не задерживался. Она истерику устроила, а мне это неприятно было… В общем, я постарался побыстрее ноги сделать. Я понимаю, что виноват… Но ребенка очень хочется. И не хотел я до конца жизни с Алевтиной жить! Если бы остался на острове служить, так, конечно, жил бы, а так… У меня в жизни все изменилось. Все. Полностью. Ну и…
Гена замолчал и уставился в окно на серое питерское небо.
– Алевтина Ильинична с кем-то обращалась в нашем городе? – спросил Андрей. – Какие-то подруги появились? С соседями познакомилась? С бабушками у подъезда?
Гена задумался.
– Нет, пожалуй, подруг не появилось. С соседями мы общались. С одной семьей. Но их еще моя мама знала. Мы с мужиком выпивали. Но опять же это не подруга… Так, за солью забежать. А вообще лучше сами поговорите с ними.
Те, кто в доме знал об истинном отце и матери маленького мальчика, молчали. Даже между собой челядь ничего не обсуждала. Ведь все также знали и о суровом нраве старого боярина и его старшего сына, и все теперь слышали и о намерении младшего уйти от дел мирских. Все считали это правильным – и кто знал правду о рождении младенца, и кто не знал.
А дому нужен наследник. Здоровый, крепкий мальчик, какой и появился на свет.
Во время крестин иерей помазал крещаемого елеем, трижды погрузил в тепловатую воду, произнося: «Крещается раб Божий Алексий: во имя Отца, аминь; и Сына, аминь; и Святого духа, аминь; ныне, и присно, и вовеки веков, аминь», и надел на крещеного белую одежду и крест.
Назвали мальчика в честь настоящего отца.
Потом священник остриг детские волосики крестообразно (а мальчик родился с головкой, покрытой черными волосиками), по традиции тех лет залепил их в воск и отдал восприемнику, тот бросил их в купель.
И увидела старая нянька, что воск потонул, и снова холодок пробежал у нее по горбатой спине, и сердце на мгновение остановилось в груди.