Остров Надежды - стр. 4
– Если не возражаешь, жена, разрешим сегодня по чарке, – предложил Дмитрий Ильич с заискивающим выражением на чуточку повеселевшем лице – кагор не произвел впечатления, не сумел добраться до жил.
– Ты бы смерил температуру. Не простудился ли.
– Термометр – признак болезни.
– Хорошо. Я водку подам…
– Если не ошибаюсь, у нас задержались в резерве главного командования грибки и огурчики?
Как и многие мужчины в преддверии стопки, Дмитрий Ильич называл закуски уменьшительными именами.
«Надо жить легче, щадить семью. Меньше деспотизма. Не приносить с собой мрак. Сомнительные объяснения по письму не затевать. Все само собой образуется». Возникали умиротворяющие мысли. И тут совершенно некстати – телефонный звонок. Лучше не подходить. Он сделал выразительный жест: «Покой так покой, огурчик так огурчик».
– Неудобно, – сказала жена. Для нее телефон был окном в мир, и она без всякого предубеждения относилась к этому бичу нервной системы. – Может звонить Зоя…
Через минуту сухой ее голос размягчился, в нем заиграли живые и, пожалуй, кокетливые нотки:
– Дома, конечно, дома, Лев Михайлович! Он рядом… вырывает трубку. – Подозвала глазами мужа: – Бударин.
Дмитрий Ильич весело поприветствовал дружески расположенного к нему вице-адмирала Бударина, продолжавшего с прежним комсомольским жаром заниматься делами прогрессирующего подводного флота.
Игривый тон, обычно сопровождавший общение с неунывающим, проперченным прибаутками и моряцким жаргоном адмиралом, быстро погас. Дмитрий Ильич перехватил трубку в левую руку, присел у тумбочки, по привычке щелкнул шариковой ручкой.
– Невероятно… Лезгинцев?
– Что случилось? Что-то с Лезгинцевым? – Жена присела рядом, почуяв недоброе, но, кроме густого рокота бударинского баса, ничего уловить не могла. – Я так и знала… так и знала…
– Что ты знала? – Дмитрий Ильич положил трубку. – Где письмо?
– Вот оно. – Она проследила за тем, как муж осмотрел конверт и вытащил клочок бумаги и фотографию Зои.
– «Зоя! Прости и прощай. Юрий». – Дмитрий Ильич перечитал запрыгавшие буквы, обратился к жене: – Где она?
– Ушла позвонить… в Ленинград.
– Письмо из-под Ленинграда. Кому она будет звонить?
– Подруге. – Попросила сдавленным голосом: – Пожалуйста, принеси мне воды. – Отпив два глотка, сказала мягко: – Митя, нам надо быть вместе… душой. В такой момент нельзя иначе… Нам никто другой не поможет. – И твердо спросила: – Он… умер?
– Да. – Он быстро допил остаток воды. Его голос звучал глухо, будто через стенку: – Вернее, погиб. Его нашли возле железной дороги вчера, в снегу. Девятнадцатый километр…
– Несчастный случай?
– Неизвестно. Во всяком случае, ужасно. Молодой, энергичный – и такая нелепица… – Дмитрий Ильич перечитал письмо, жестко предупредил: – Только не занимайтесь болтовней.
На площадке остановился лифт. Захлопали двери. Шумная компания проследовала в соседнюю квартиру.
Жена подождала, пока там затихнет.
– Бывало, и Юрий Петрович, помнишь, соберет целую ватагу…
– Один раз и было, – остановил ее Дмитрий Ильич, – его-то нельзя упрекать. Хотя лучше водил бы хороводы. О письме, еще раз прошу, молчите.
– Что я, враг своей дочери?
– Как все обернулось! – Дмитрий Ильич спрятал письмо в коричневую тетрадь. – Ты интересовалась? – взглядом показал он на тетрадь. – Мне вручила ее доченька.