Остров Надежды - стр. 31
Штурман, подвижный, очень молодо выглядевший, с нежным, аккуратно вылепленным лицом и сочным голосом, разложил на столе карту. Красная линия миновала перемычку между великими озерами – Ладожским и Онежским, приближалась к условной линии Полярного круга.
– Погода? На месте?
– Полчаса назад пгощел снежный загяд, товагищ адмигал.
– Какое у них настроение?
– Пгинимают. Там мощная система. Сами не спгавимся, пгитянут, товагищ адмигал.
Словно рулон вискозного шелка, стремительно разматывалась полоса аэродрома. Мимо пронеслись пунктирные огни, посадочные знаки, расплывчатые силуэты ракетоносцев.
Вслед за мягким прикосновением колес погасло щемящее чувство неопределенности. В хвост быстро прошел бортмеханик. Пахнуло снежным воздухом. В овале двери возникла черная фигура Максимова. Заблестевшая от направленного света верхняя площадка трапа, казалось, выводила куда-то в другой, запретный и потому загадочный мир военного Заполярья.
Максимова встречали радушно. Командующий флотом мог и не приезжать, если бы он придерживался статута встреч. И Максимов бы на него не обиделся. Достаточно было члена Военного совета – вице-адмирала, с которым Максимов работал в Москве, подружился семьями, что вынуждало их обоих к повышенной требовательности друг к другу и каждого – к себе.
Командующий флотом в белой от инея шинели сердечно поздоровался с Максимовым. У командующего было худощавое, с резко выраженными линиями, усталое лицо, отчетливый голос. Ушаков был рад познакомиться с человеком, о котором так хорошо отзывались его флотские товарищи. Командующий мельком взглянул на Ушакова, и только вторичное представление Максимовым заставило его как бы извиниться за невнимание.
– Вы его еще не знаете, Дмитрий Ильич, – сказал командующий авиацией генерал Муравьев, знакомый Ушакову еще с войны, – честнейший и доступный человек наш комфлота. Знакомьтесь с моими орлами!
Муравьев, огромный, курносый русак с рассеченной осколком щекой, авиационные генералы – будто на подбор, гвардейского роста, знаменитые летчики.
– Рады вам, Дмитрий Ильич! – Муравьев незаметно от начальства потискал Ушакова в своих лапищах, упрекнул: – Изменили авиации. Слышал, тянет вас под воду.
– Что поделаешь. Критики советуют забираться в глубину, – отшутился Ушаков.
Автомобили подвинулись ближе, на бетонку. Дмитрий Ильич вглядывался в ту сторону, где стояли ракетоносцы, распластав свои темные крылья.
Муравьев, подняв голову, наблюдал за посадкой одного из таких гигантов. Рев его отдавался в ушах.
– Дальняя бомбардировочная?
– Ядерная, ракетоносная, – добавил Муравьев. – Год назад, помните, мы были куда беднее. А сейчас душа радуется. Так раздвинули диапазон, Дмитрий Ильич…
Максимов подозвал Савву, стоявшего вместе со своим экипажем у левого крыла, представил его всем как именинника.
– Сегодня у Михал Михалыча день рождения, – объявил он, – оставляем его на попечение авиации. Прошу любить и жаловать, товарищ генерал-лейтенант, и соответственно событию отметить.
– Отметим, товарищ адмирал. – Муравьев обласкал дружеским взглядом смущенного именинника. – Мы с Мишей давно на «ты». Еще с Ейского училища.
– Послужные дела мы ваши знаем, а вот как сумеете…
– Во всяком случае, под стол не свалимся, товарищ адмирал. – Муравьев приосанился.