Остров на краю всего - стр. 12

– А что такое микроскоп? – спрашиваю я.

– Такая штука, которая все увеличивает, – объясняет нана. – Доктора посмотрят в нее и определят, есть ли у тебя те крохотные штучки, из-за которых становятся Тронутыми.

– Надеюсь, они у меня есть, – вздыхает Бондок. – А еще надеюсь, что я передал их мистеру Заморе, когда стоял перед ним в церкви.

– Молчи, – цыкает на него нана. – Сам не знаешь, что говоришь.

– Какой у тебя документ? – обращается ко мне Капуно, и я понимаю, что он хочет сменить тему. Показываю ему бумагу, и он качает головой. – Что ж, будем ждать.

Ждем долго. Вечернее небо сменяется утренним. Бондок и Капуно спят у нашего очага, а утром готовят нам завтрак. Весь день сидим дома, чтобы не пропустить того, кто придет из больницы, но снова наступает вечер, и округлившаяся луна повисает в небе. Все вчетвером – Бондок, Капуно, нана и я – мы устраиваемся поужинать рисом и соленой рыбой, когда кто-то осторожно стучит в дверь.

– Войдите, – отзывается нана.

Доктор Томас переступает порог.

– А мы только есть собрались. – Она тяжело, с гримасой поднимается.

– Извините, Тала. Мы только что получили результаты для Ами. И для вас, Бондок.

– И что?

– Может, мне лучше заглянуть попозже? – Доктор Томас заметно нервничает, и я понимаю, что хороших новостей ждать не стоит, но, с другой стороны, какие новости могли бы быть сейчас хорошими для всех?

– Нет, – говорит Бондок. Он так и остался сидеть и теперь хмуро смотрит на доктора Томаса. – Рассказывайте, что там велел передать этот ваш доктор Замора.

Доктор Томас откашливается и передает нане и Капуно по листку.

– Это ваши официальные документы. В них подтверждается наличие у вас Mycobacterium leprae и содержится обязательство находиться в пределах зон Leproso, когда новые правила вступят в силу.

– А я? – спрашивает Бондок.

– Вы чисты, – сообщает доктор Томас и протягивает ему другую бумагу. Бондок поднимается и вырывает листок у доктора.

– Ты теперь даже разговариваешь, как они, – шипит он, и доктор опускает глаза.

– А Ами? – спрашивает нана, и я слышу, как дрожат ее губы.

– Мне очень жаль, Тала.

Нана берет протянутый листок и впивается в него глазами. А потом вдруг начинает плакать.

– Нана?

Она пытается что-то выговорить, но рыдания сотрясают ее и душат.

– Сестра Маргарита придет завтра и все подробно объяснит. – Доктор Томас тихонько выходит из дома.

Бондок берет бумагу, читает и вздыхает.

– Ох, Тала.

От него листок попадает наконец ко мне. Под клеточками с моим именем и возрастом, над синеватой печатью в квадратике стоит аккуратный крестик. Ниже одно-единственное слово.

Теперь я знаю, которое из двух предпочла бы, если бы могла выбирать.

Не это – другое.

Sano.

Нана выплакалась и, обессилев, ложится на кровать. Мы прибираемся. Братья уходят, а во мне все еще бурлит энергия. Я остаюсь у нашей спальни.

– Нана? – Я слышу неровное, рваное дыхание и сажусь рядом с ней на кровать. – Мне так жаль.

Она протягивает руку за спину и ищет мою.

– Почему ты извиняешься? Это хорошая новость. – Ее сотрясает новый приступ рыданий. – Ты здорова, моя малышка. Это хорошая новость.

Я не знаю, что сказать, поэтому просто сижу, пока ее дыхание не замедляется. Нана засыпает, а я совсем не чувствую усталости. Ощущение такое, словно в кровь высыпали крохотных жарких бусинок. Поиграть в доме? Нет, слишком шумно – нана может проснуться. Я собираю свои гоночные ягоды из сада и выхожу на улицу.