Остров концентрированного счастья. Судьба Фрэнсиса Бэкона - стр. 93

Надо сказать, что отстаивать свои позиции в парламентских дебатах ему было непросто. Во-первых, до августа 1604 года у него не было официального статуса советника короны, он работал в этом качестве по устному желанию Елизаветы, подтвержденному затем Яковом[445]. А во-вторых, Бэкон был противником всяческих конфликтов, тем более с королем (не надо, убеждал он парламентариев, спорить с тем, кто командует тридцатью легионами) и с лордами. Разумеется, здесь можно вспомнить об уроках его отца, сэра Николаса, предпочитавшего во всем «средний путь». Впрочем, путь, которым приходилось идти Фрэнсису, более походил на тропинку через болото.

Обращаясь к весьма болезненному вопросу об отношениях между палатами, Бэкон исходил из того, что необходим диалог, ибо «сильным мира сего надлежит отстаивать свои прерогативы, тогда как нам (коммонерам)… – наши привилегии». Ему возражали – мол, нам говорят, что мы половина тела нации, а лорды – часть, ближайшая к голове. «Ничто не восходит к голове иначе, как через тело», – парировал Бэкон[446].

Однако дело осложнялось тем, что «повестки дня» у коммонеров и у Его Величества были разными. Якова в первую очередь волновал вопрос об унии плюс религиозная ситуация в стране, у коммонеров программа была куда более насыщенной: монополии, поставки провизии королевскому дому[447], налоги, права и привилегии нижней палаты и ее отношения с лордами и т. п. Более того, король занял неприемлемую для большинства населения Англии позицию в религиозном вопросе. Он назвал римскую католическую церковь «материнской», пусть даже и оскверненной «некоторой шаткостью и порчей», добавив, что не будет преследовать лояльных к власти католиков, но не потерпит, чтобы кто-то утверждал превосходство папы над королями.

Вообще отношение к Якову большинства парламентариев и Бэкона заметно различалось. Так, сэр Генри Йилвертон (Sir Henry Yelverton; 1566–1630), выражая настроения коммонеров, заявил: «Распоряжения Государя похожи на удар молнии, а его требование нашей преданности походит на рычание льва. Ему нельзя противоречить»[448].

Ф. Бэкон (после встречи короля с одной из парламентских комиссий) не скрывал восторга: «Его (Якова) посещение нас возродило воспоминание о прошлых временах, когда мы уходили с таким же восхищением. То был голос Бога в человеке, высокая душа Бога, явленная в человеческой речи. Я не говорю, что это голос Бога, а не человека, ибо я не из породы льстецов Ирода: проклятье упало на того, который сказал это, и проклят был тот, кто это стерпел. Но мы могли бы сказать, как некогда сказал Соломон: „Мы рады, – О, Король! – что мы даем тебе отчет, ибо ты понимаешь, что́ тебе говорят“»[449]. Действительно, когда глава государства понимает, что ему говорят, это радует.

7 июля 1604 года в работе парламента был объявлен перерыв, и Бэкон получил возможность вернуться к своим трудам. Он намеревался завершить трактат под названием «Валериус Терминус об истолковании природы с аннотациями Гермеса Стеллы». Но сделать это ему не удалось. Сочинение было опубликовано после его смерти в 1734 году. В этом трактате, развивая свои мысли о познании природы, он предостерегал от двух крайностей: «знание, которое ищет лишь удовольствия, подобно бесплодной куртизанке, которая жаждет наслаждений и никогда не родит детей. А знание, которое ставит своей целью выгоду, карьеру (