Остров Д. Метаморфоза - стр. 36
- Шевели задом, детка. Давай работай. Что ты как неживая?
Они оставили меня ближе к утру. Пошли на перекур и пожрать, обещали и мне принести. А я натянула на себя измятое платье и, подойдя к столу, налила себе из их фляги спирта и выпила залпом. Меня скрутило пополам в адском позыве к рвоте, каждая пора пропиталась их потом и вонью их тел. Вышла из вагончика на утреннюю прохладу и доползла до умывальника, с другой стороны от входа, ополоснула горящее лицо ледяной водой и медленно подняла голову, глядя на себя в заляпанное сколотое зеркало. И не узнала себя. Оттуда на меня впервые смотрела Марана. В ее диких глазах появилась та самая мертвая пустота, а потом сменилась взглядом загнанного зверя, у которого просто не оставалось выбора. Да! Да, мать вашу! Я бы легла под весь гарнизон, лишь бы моя девочка осталась в живых.
У вагончика послышались чьи-то голоса, и я невольно обратилась в слух.
- Может, и правда вывезем ее, когда в город поедем?
- На хер она нужна? Неприятностей потом не оберемся. Хочешь натрахаться – трахай. Оставь ее себе хоть на неделю, Густ, за первое место в списке на корм, - и заржал.
- Последняя партия прибыла к зоне 127 вчера. Все прошло без инцидентов. Нас не станут проверять. Можно взять девчонку в город с собой. Никто не узнает.
Я схватилась за горло, чтобы не закричать, вцепилась так, что вспорола ногтями кожу.
- Нам следующую партию надо отправить завтра, и мы свободны. Твари голодны, налегают на ворота. Я получил приказ вывозить по двадцать человек. Но у нас кончается снотворное.
- Повезем без снотворного.
- Это жестоко, бл**ь!
- Какой ты гуманный у нас. А пачками людей метам скармливать не жестоко?
- Они ничего не чувствуют.
- Это облегчает твою совесть? Ты убийца, Густ. И я убийца. Спят они или нет в момент смерти, этого факта не изменит. А приказ есть приказ. Завтра отсчитаешь двадцать человек и эту сучку вместе с ними, чтоб не западал на корм.
- Ублюдок ты, Морф. Можно было помочь девчонке. Юная совсем, и дите у нее малое.
- Иди лучше потрахайся. Я что-то притомился. Отдаю тебе ее в личное пользование до утра.
- Ладно. Хрен с тобой. Пойду и правда хорошенько ее отымею, может, осточертеет до утра.
- Вот-вот со спермой выйдет все твое благородство. О себе думай. Военное положение – расстреляют и глазом не моргнут.
Я бежала к пункту, задыхаясь и спотыкаясь, чувствуя, как от ужаса шевелятся волосы на затылке и как трясет, словно в лихорадке. Потому что поняла все. Нет никакого вывоза беженцев в город. Людей отправляют к стене и скармливают метам. Вот какое решение приняло правительство.
До самого рассвета я просидела с Даной на руках, раскачиваясь из стороны в сторону. Целовала ее маленькие пальчики, ее глаза и ресницы, запоминала мою девочку, каждую черту лица, каждую родинку…А потом завернула в чистую пеленку и пошла к Лире с Филом. Молча отдала малышку и вместе с ней свою душу и сердце. Я оставила его там, завернутым в сиреневую пеленку с инициалами маленькой Рады, в руках чужой женщины, которая могла подарить моей девочке то, что никогда не смогу теперь я – спокойную, сытую жизнь. Фил клялся мне, что они сделают для нее все, что она получит лучшее образование, что ее ожидает блестящее будущее и их безграничная любовь. Но я их не слышала. Я оглохла и ослепла от горя. Я отдала им свое счастье. Нет меня больше. Я умираю. Разве он этого не видит?… И каждое его слово о том, как моей дочери будет хорошо с ними, вколачивает по ржавому гвоздю в мой гроб. Я истекаю кровью, а они этого не понимают или не хотят понимать. Деньги мне тычут. Я из его рук банкноты выбила и хриплым, чужим голосом попросила спирта и, когда он протянул мне целую флягу, я забрала ее и ушла.