Остров без пальм - стр. 10
Мне представилась рука Бизона, тянущаяся к красивому, украшенному завитушками пирожному. Пирожным была, конечно, мама, а мы сидели на нем, точно мухи. Рука брезгливо машет, сгоняя мух, пирожное вздымается к губастому рту…
Выскользнув с террасы, я взяла своего двухколёсного мустанга и выкатила за калитку. Оглянувшись, помахала папке рукой, но он не пошевелился, – так изваянием и продолжал сидеть за столом. Мне даже подумалось, что я машу рукой не отцу, а своему вчерашнему дню. Дню, в котором у меня было всё – родители, братик и будущее.
***
Велосипед у меня был всё тот же – битый-перебитый «Салют» дамского типа – без рамы. Машинка, не сказать, чтобы лёгкая, зато с обновлёнными, почти горными колёсами. «Ш-шапованными», как говаривал Глебушка. Скорость всего одна, но тормоз надёжный – педальный. Может, есть велосипеды получше, но я привыкла к своему «Салюту». Между прочим, с ним я тоже научилась разговаривать, и он частенько мне отвечал. Честно, честно! Так оно и было! Я вообще очень понимаю людей, что разговаривают с любимыми предметами. Пусть называют таких сумасшедшими, но по мне так они – умнички! Потому что цветы от подобной душевности расцветают пышнее, деревья растут быстрее, и техника у «сумасшедших» хозяев тоже работает дольше и без поломок. Более того – я почти не сомневалась, что стоит мне разлюбить свой велосипед, сказав хоть раз бранное слово, и он тут же расстроится, а после начнет разваливаться на составные части. Только вот ничего подобного у меня и в мыслях не было, и маленький мой мустанг о двух колёсах и семидесяти двух спицах служил мне верой и правдой.
– Ну что, куда поскачем?
«Мустанг» едва заметно качнул колесом вправо. Конечно, он читал мои мысли, да и трудно было не прочесть – обычно у меня получалось одно и то же. Бизон с мамой и Глебушкой, конечно, повернули налево, двинувшись по трёхрядному шоссе, я же покатила своим привычным маршрутом к морю.
Небольшой рывок до кирпичной водонапорки, а там крутой сворот к диким холмам. Этот путь меня всегда привлекал – песочно-жёлтый, игриво-вертлявый. Не то дорожка, не то тропка, – сразу и не поймёшь. Даже ширина у этой дорожки была повсюду разная – точно у наглотавшегося лягушек ужа. И подобно ужу, она извивалась, убегая в заросли, приглашая за собой, дразня пугающими тайнами. Конечно, катить по асфальтовому шоссе было не в пример легче, но и скучнее, разве не так? И машины там обгоняли бы мой «Салют» на каждом шагу, а я не люблю автомобили. Они плодятся, как городские осы. И так же назойливо гудят справа и слева. Вас то и дело обдает жаркой волной, и велосипед превращается в ползущую по дорожной обочине мошку.
Люди почему-то не понимают, но очень скоро машины действительно победят человечество. Совсем как в жутких фантастических фильмах. И будет вокруг ядовитый, обезлюдевший мир. Только ржавые громады заводов, вставшие на прикол корабли и миллиарды брошенных на дорогах автомобилей.
Здесь же, на тропке, все обстояло иначе: машин не было вовсе, а я неслась точно всадница на коне одна-одинешенька. На подъёмах велосипед мой качало из стороны в сторону, он натужно поскрипывал, норовил каждую секунду остановиться. Но под горку картина менялась: мой мустанг пускался в звонкий галоп, а у меня от скорости захватывало дух и высекало из глаз слёзы. «Давай же, Ксюх, крути педали!» – с уханьем покрикивал велик и в самом деле подскакивал очень даже по живому – совсем как необъезженный жеребец. Я только успевала приподыматься над седлом. И тоже вопила. Посёлок-то позади – никого моими воплями не удивишь. Справа прилёгшими отдохнуть верблюдами-великанами тянулись лохматые холмы, слева – гигантскими наконечниками копий в небо целились пирамидальные тополя с кипарисами. Заслышав велосипедный «галоп», дорогу шустро перебегали хвостатые ящерки, а от обочины стремительными вертолетами в воздух взмывала саранча. Иные красавцы пролетали по десять-пятнадцать метров. Я тоже с велосипедом на мгновения подпрыгивала, однако соперничать с саранчой, конечно, не могла. Увы, не было крыльев и чего-то ещё – возможно, самого важного для подобных полётов. Иногда на крошечные секунды оно словно являлось ко мне, и тогда велосипед подлетал особенно высоко, парил некоторое время в невесомости, но потом всё равно бился колёсами оземь. При этом он тоже досадовал и явно тосковал по крыльям.