Остров Беринга - стр. 25
Я дернулась. Какой-то однофамилец только что умер.
– Везет вам сегодня на Жуковых. Или это Жуковым не везет, – пошутила сквозь зубы.
– Ты тоже Жукова? Не обратил внимания, – сказал хирург Валера. – Через две минуты подпишу, подожди.
Медсестра с личиком обиженной куклы положила бумаги на край стола.
– Не вытащили парня, – как-то бесстрастно сказал Валера, дошивая мою рану. – Ночь-то на удивление спокойная. Муж по пьяни пырнул жену кухонным ножом, но удар вдоль кости прошел, после драки в ресторане трое, ты – и все. А парня час назад привезли с огнестрелом. Слишком поздно. Крови много потерял. Ничего не смогли. Голову чуть левее. Вот так, хорошо.
Повернувшись, как велели, я смотрела прямо на край стола, куда медсестра положила документы. «Жуков Дмитрий Никитич, 20 лет…»
– Е….! Ты куда! С ума сошла! Я ж не дошил!
Хирург Валера едва успел вскочить, удерживая иглу с нитью над моей головой. Медсестра тоже кинулась хватать буйную пациентку и усаживать на место.
– Наркоз, что ли, плохо подействовал?
– Жуков… Дмитрий… Сын у меня, Жуков Дмитрий Никитич, двадцать лет… – Я пыталась вырваться на улицу, искать Джоя.
– Где сын? Домой не пришел, что ли?
– Нет, он меня сюда привез.
– Тогда чего дергаешься, хочешь, чтоб все перешивать пришлось! Вы когда приехали, полчаса назад?
– В час ночи примерно.
– А у этого, – он кивнул на бумажки, – время смерти 0:40. Так что нечего дергаться!
Валера внимательно оглядел меня.
– Где твой… ваш сын сейчас? – узнав о двадцатилетнем сыне, хирург решил поменять обращение на «вы».
– Во дворе должен быть, у мотороллера.
– Даш, глянь из окна, внизу есть кто-нибудь? Х-м-м… А по тебе, по вас… по вам, тьфу ты… В общем, не скажешь, что сыну двадцать. Рано родила, родили… что ли? – машинально провожая взглядом забравшуюся на высокий подоконник и высунувшуюся в форточку медсестру, Валера путался, на «ты» или на «вы» пристало меня называть. Тем более что и без того короткий Дашин халатик задрался до предельного минимума.
– Маленькая собачка до старости щенок, – привычно ответила я.
– Стоит, – сообщила медсестра. – Около байка, такой высокий, с банданой на голове.
– Джой, – выдохнула я. – Успокоительного чего-нибудь не дадите? День какой-то фиговый.
– Раненный в голову боец отправляется на родину, – протирающий свой не блистающий чистотой мотороллер Джой попытался пошутить. – Ну и как?
– Зашили. Только теперь еще и от наркоза тошнит.
– Может, это сотрясение мозга? Не проверили?
– Не проверили. Да я бы и не далась. Поехали скорее, не то я умру от разрыва сердца. – Я пыталась надеть шлем предельно аккуратно, чтобы не сильно задеть наложенные швы. – То машины взрываются, то трупы падают, то погибшие с твоим именем…
– Трупы-то не настоящие, – миролюбиво протянул сын, заводя мотор. – Держишься? Потерпи, если будет трясти. А что с моим именем?
– В этой больнице час назад парень умер от огнестрельного ранения, твой полный тезка. Жуков Дмитрий Никитич. И ему тоже двадцать лет, – попробовала перекрикивать нарастающий гул, но говорить было трудно, и я только изо всех сил обхватила сына.
Байк выкатил из ворот больницы и, перестраиваясь по Садовому кольцу в крайний левый ряд, поехал на разворот.
Три диких испуга и три облегчения. Слишком много для одного дня. Почему я могу адекватно оценивать ситуацию, когда работаю, и совершенно перестаю себя контролировать, становлюсь пугливой курицей, стоит только спрятать фотоаппарат в кофр? Будто две разные Женьки по очереди топают по свету. Одна может сутками сидеть на чердаке заброшенного дома в Карабахе, снимая, как опьяневшие от националистической ненависти армяне и азербайджанцы вырезают друг друга. Она без ужаса и соплей может работать на страшных авариях самолетов, где останки человеческих тел смешаны с обломками фюзеляжа и обрывками чемоданов, на наводнениях, где вместо земли одна засасывающая жидкая грязь, погребающая под собой мертвый скот и погибших людей. И у той Женьки так мало общего с Женькой, сидящей сейчас на заднем сиденье мотороллера, вцепившейся в сына и не знающей, как выгнать из себя ужас сегодняшнего дня.