Осторожно! Токсично! - стр. 5
Тоха быстро улавливает моё настроение, обнимает Сашку за плечи, из-за разницы в росте сгибается к ней в три погибели и чего-то шепчет на ухо, подмигивая мне и вытягивая большой палец за спиной Берёзиной. Ревностно замечаю, что и Тоха, и Гриша окидывают Фросю похотливыми взглядами. Единственный Эдик занят обжиманиями с Катькой, не видя никого вокруг.
— Здесь недалеко пристань для трамвайчиков, — беру инициативу в свои руки и прикрываю кошку собой. — Покатаемся?
Фрося кивает, в растерянности глядя на Сашку, и я беру её в оборот, подталкивая в противоположную сторону от ребят. Надеюсь, Берёзина поняла свой косяк и не испортит насыщенный вечер остальным. Кто-то посчитает меня жестоким, но я много раз объяснял ей свои понятия и намекал на отсутствие к ней интереса. Не стои́т, не моё, а конец не в свою прорубь я не макаю.
Вот на кошечку член сразу дёргается и делает крепкую стойку. Хоть она и невзрачно одета, но джинсы обтягивают круглую попку, а куртка топорщится минимум от второго размера груди. Такие сочные, наливные яблочки, как раз для моих широких ладоней.
Ловлю себя на мысли, что уже примеряю позу, в которой буду трахать кошку. Обязательно сзади, впившись пальцами в тонкую талию и прикусив холку… и с усилием торможу. Видно, что девчонка скромна, не развратна, по-своему невинна. Такая на первом свидание в койку не прыгает. Сомневаюсь, что на втором и третьем смогу её туда затащить. Разве что на пятом…
На трамвайчике мы выбираем открытую палубу. Ветер приятно бьёт в лицо, мелкие брызги ложатся на кожу, освежая и остужая вспыхнувшее желание. Фрося, нервничая и сбиваясь, рассказывает о своей учёбе в медицинском и о сданной как раз сегодня сессии. Будущий врач, кардиохирург, если потянет обучение и практику.
— Уверен, у тебя всё получится, — улыбаюсь ей и беру её руку. — А тебя точно Евфросинией зовут? Очень редкое имя.
— Это дедушка так назвал, — смущается Фрося, хотя куда ещё сильнее. — Я родилась толстощёкая, светловолосая, с двойным подбородком. Он, когда увидел меня в косынке, сразу сказал, что вылитая Фроська. Мама спорить не стала. Для деревни сойдёт.
— Так ты у нас кровь с молоком, — шучу, прикидывая, что пятью свиданиями не обойдусь.
Здесь работы на пару недель, не меньше. Нужно ли оно мне? Конечно, Фрося чудная, какая-то нереальная, где-то не от мира сего, но ходить всё это время с опухшими яйцами, бредить о сексе, целовать её и держать себя в штанах перспектива так себе. Может ну её? Угостить мороженым, проводить до общежития, помечтать день-два и забыть.
Чем дольше я обдумываю этот расклад, тем тоскливее мне становится. Что-то стопорит внутри, не давая отказаться от кошки. То ли жадность, то ли инстинкт хищника, то ли спортивный интерес за сколько я смогу раскрутить эту скромницу. Фрося — перекатываю на языке её имя и чувствую послевкусие парного молока, полевых цветов, мочёных яблок.
— Самое смешное, что я ненавижу молоко, — хихикает она, пожимая плечами и пряча за волосами неуверенную улыбку. — Родители хотели, чтобы я пошла работать дояркой, а как доить коров, если воротит от молочного запаха.
И тут Евфросиния поднимает глаза, а там в янтарной смоле застыли фонари, опутавшие судно, и звёзды, подмигивающие свозь серость облаков. И я застыл голодным пауком, плетущим паутину для глупых мошек. И теперь я думаю, что опухшие яйца — меньшее из зол. В этом омуте можно потонуть полностью и остаться там навсегда.