Оставшиеся шаги. Рассказы - стр. 6
– Ну да, ну да, ваше велико…
Она осторожненько приподнялась на цыпочках, чтобы достать улыбчивыми губами до трехдневной небритости неухоженной щеки…
Привычный маршрут – три троллейбусных остановки лучше всего преодолевать пешком… Больше времени на размыслюшки…
Ну, а чего плохого-то? Ничего! Она вполне самостоятельная, значит – ничего ей от него не нужно такого… А он очень одинокий – это сразу видно… Может потом, конечно, спросит – а чего, мол, раньше?… А! Она выкрутится, соврет чего-нибудь… Он хороший… Хороший! Просто не знал ничего. Не знал ведь! И не виноват ни в чем… Нет, не виноват!
Так она и просидела всю ночь под маминой любимой настольной лампой… Мама смотрела на нее с большой настенной фотографии тепло и вовсе не осуждающе. Ведь тогда, совсем недавно, когда она стала приводить сюда того, причинившего ей настоящую боль, мама смотрела не так. Строго и требовательно… Страшно… Но Вере это показалось каким-то наваждением… Ведь она полюбила тогда… Просто мама немножко ревнует, – сказала она самой себе, – и все уладиться… А мама, как и при жизни, оказалась права! Теперь мама смотрела хорошо. Значит, Верка все делает правильно!
Так она и просидела всю ночь под своими воспоминаниями… Все думала, думала… Летняя ночь ласкала легкие шторы и не растворяла всего накопившегося ни на чуть-чуть…
Завтра надо будет…
Но половина четвертого утра развеяла всю эту муть требовательным и громким стуком во входную дверь!
– Ну заходи, заходи… Чего мнешься?… Проходи уже давай, я пойду чайник на огонь поставлю.
Глеб стоял перед ней соляным столбом и бледность его лица здорово походила на автопортрет покойника…
– Давай, давай… – она улыбнулась, шмыгнула носом и выскользнула на кухню.
– Пахнет, – сказал он ей, вернувшейся тут же из кухни к нему. Он стоял перед настенной фотографией мамы, – от тебя пахнет Аленкой… Я вот только сейчас это понял…
– Давно догадался?..
– Я вот сейчас… Только что! Я бежал… Бежал к тебе… Бегом… Быстро… Потом сидел на нашей лавочке там, внизу… Сидел, никак все отдышаться не получалось… Сердце… Чуть не обронил… Я… Верочка… Я не знал… Не знал я! А Аленка где?… Где?…
– Мама умерла. Пять лет уж как умерла… Ты не психуй так, успокойся. Я ведь в курсе. Мама мне прямо все-все по полочкам разложила. Просто я долго собиралась. А тут нехороший один случай подвернулся, и я поняла, как-то вдруг вмиг повзрослела и как-то вдруг поняла – что такое одиночество. Вы не виноваты – ни ты, ни, тем более, она. Просто все так вышло. Плохо или хорошо, а вышло – и все!
Глебу сейчас захотелось не то, чтобы обнять ее, такую светлую, такую родную, а захотелось как-то даже укрыть всем собой, чтобы ни одна пылинка не упала на ее волосы, чтобы ни одна дождинка не коснулась ее плеча, чтобы…
А она, задорно взлохмачивая копну своих густых пахучих волос, засмеялась звонко и спросила:
– Ну как?.. Гожусь я тебе в дочки?.. А ты? Как думаешь, в отцы мне, все же, годишься?…
– Гожусь! Гожусь… Милая моя королева, родное мое величество!
– Ладно, посиди тут… Я все-таки чай организую, кофе у меня еще растворимый… Утро уже. Сейчас усядемся и я тебе все-все буду рассказывать…
Он сидел. Он сидел, рассматривая до подробностей детали так давно знакомой ему комнаты… И он вспоминал… С неописуемой болью и с неописуемым счастьем вспоминал… Все!