Размер шрифта
-
+

Остановить Демона - стр. 32

Справа за окном деревья отошли вдаль, возникло цветущее поле. Освобождённый солнечный свет внезапно ударил прямо ей в лицо. Надежда сощурилась, заслоняясь рукой, раздвинула пальцы, пропуская между них лучи, наблюдая их сверкающее радужное проникновение, игру теней. По лицу девушки запрыгали солнечные зайчики.

Ольга Ивановна повернулась к девушке, видя, как та заигрывает со светом, решила всем сердцем прикоснуться к беспечной молодости, ожидая поддержки, спросила:

– Надежда, а вы любите природу – деревья, ягоды, грибы? Машину тряхнуло, и девушка снова почувствовала саднящую рану на животе, поморщилась от боли, вспомнила ненавистные поездки с матерью в лес за ягодами. Когда нельзя есть, а только складывать, наполнять банку одну, другую… ответила с резким раздражением:

– Терпеть не могу шляться по лесу! Что в этом хорошего? Я с детства боюсь этих огромных шумящих деревьев. Ещё на какого зверя нарвёшься или маньяка. Вон слышали про Чикатилу на юге? Ужас просто от этого леса берёт…

8. Возвращение оперов домой

Лесные угодья и поля Ленинградской области всегда казались безбрежными. Но почему-то земли не хватало, и пожухлые деревянные дома вдоль дороги привычно жались друг к дружке, точно постоянно опасались надвигающихся революций и катаклизмов, старались уцепиться боком хотя бы за соседа, а лучше прикрыться его спиной.

Бежевые «жигули» мчались по шоссе в сторону Питера, за рулём сидел Разгуляев, рядом – Гордеев, сзади развалился Заботкин. В салоне звучал русский шансон. Настроение было одинаково приподнятое. Преступление раскрыто, можно вернуться в город, расслабиться в выходные. И только Гордееву отдых становился пыткой, он старался о нём не думать, был готов продолжать трудиться. Степан сделал музыку в салоне тише, не отрывая взгляда от дороги, поинтересовался:

– Слушай, Заботкин, а ты случайно гипнозом не владеешь? Уж больно лихо у тебя получилось с этим угрём-богомольцем. И голос такой заунывный делал, когда парня колол – точно Кашпировский! Заботкин смутился, нехотя признался:

– Учился при Первом Меде на курсах практического гипноза и суггестии. Посылали от ГУВД, но не пригодилось. Гордеев обернулся назад, в лице отразилось восхищение:

– Ого!! Сигустии – какие слова знаешь, отставной козы барабанщик! – но неожиданно погрустнел, повернулся к Разгуляеву:

– Послушай, Степан, я пока изобличаю преступника, готов разорвать его в клочья. А когда он признаётся, начинаю сомневаться – может, я переусердствовал. Антон случайно со своим гипнозом не перестарался? Внушил парню, что он убийца, – тот и признался! Разгуляев, не отвлекаясь от дороги, покрутил головой:

– Нее… я думаю, всё в порядке. Он же не внушал про морковку, тот сам объяснил. В этот раз щука востра – взяла ерша с хвоста! И вообще я думаю, если в милицейские когти попался какой гадёныш, значит неспроста – пусть сидит. Гордеев огорчённо покачал головой:

– Не так всё просто, Степан, я бы тоже мог сейчас в Нижнем Тагиле куковать… Разгуляев усмехнулся:

– Чего прошлое вспоминать? Ты лучше попроси Антона, чтобы он тебя от курева отучил, а то всё мучишься… Николай обернулся к Заботкину:

– А что, можешь? Заботкин кивнул:

– Теоретически возможно, но здесь практика нужна, давно не тренировался. А ещё требуется большое желание клиента. Гордеев уважительно покачал головой:

Страница 32