Особенная. В моем сердце - стр. 47
Делаю глубокий вдох и даю себе слово не раскисать. И хорошо, что сказала — как-то легче стало.
— Идем, нас ждут, — делаю шаг к двери.
Макс берет за локоть, дергает назад.
— Кто и когда тебе это сказал, Лиза? — повторяет вопрос, развернув лицом к себе.
Я воздух ртом хватаю. Не хочу дальше выяснять. Время и место неподходящие, да и смысла нет.
— Какая разница?
— Она есть, раз я спрашиваю! — грубит.
— Лера сама рассказала, а твой друг Костя не стал отрицать. Мы уже поссорились тогда. Я чувствовала себя полной дурой, униженной и будто оплеванной. Но это ничего, это уроки юности — они часто бывают неприятными. Пойдем встречать Новый год, Максим.
Выдергиваю руку и направляюсь к дому.
— С твоей подругой у меня ничего не было, — летит в спину. Хочется бросить через плечо, что мне плевать, но Макс продолжает: — Я любил тебя и никогда бы так не поступил, а ты ни разу мне не ответила. Ты ничего не объяснила, просто взяла и вышла замуж за другого.
Я резко останавливаюсь, сжимаю кулаки. Вспоминаю, как хотелось ударить его, когда узнала от Леры об их тройничке. Зря говорят, что время лечит. Даже гипноз не лечит, если потрясение было серьезным.
— Если ты так сильно любил, что ж не приехал? Я ведь ждала! — признаюсь, не поворачиваясь.
— Я бы приехал, но меня из страны не выпустили. Проблемы с законом возникли. Я тебе писал об этом, но ты удаляла сообщения, не читая. А потом вообще сменила номер и рванула со своим плясуном в Европу… вить семейное гнездышко. Как ты могла, Лиза?!
Я разворачиваюсь и иду обратно. Гнева во мне столько, что воздух вокруг искрит, еще немного — и молнии полетят под звездным испанским небом. Доронин ничего не знает о моей жизни, даже примерно не представляет, через что я прошла, когда он уехал. И как гадко было потом, когда пришлось расплачиваться за подставленное дружеское плечо.
— Как я могла? — переспрашиваю, приближаясь к нему. — А ты представь, что задыхаешься от любви, больше жизни любишь кого-то, а этот кто-то тебя предает. И все, кому ты доверял, тоже предают. Подло, низко и мерзко. Тебе так больно, что жить не хочется, но надо. Хоть как-то надо жить эту долбаную жизнь! Ты просто вынужден просыпаться и делать вид…
— Мне не нужно представлять, я все это пережил, — перебивает меня. — Ты очень достоверно описала мои чувства.
Я растеряно развожу руками. По-разному представляла себе этот разговор, но никогда не думала, что придется оправдываться. В своей версии я была растоптана его самолюбием, а оказывается, он тоже страдал. И говорит об этом открыто, чем совершенно сбивает с толку.
— Ты сделал мне больно, я тебя ненавидела, — цежу ядовитые слова.
— Ты тоже сделала мне больно, и я долго тебя презирал, — возвращает он мой яд, приправленный своим.
Мы сверлим друг друга взглядами. Макс часто дышит, я не отстаю — задыхаюсь от нахлынувших чувств. Мы так сильно любили друг друга, так ярко горели. Казалось, любовь будет вечной, а она была короткой, как всполох падающей в августе звезды.
— Но я же не специально, Макс! Я не хотела!
— Я тоже не хотел, Лиза…
Закрываю лицо руками и быстро-быстро дышу, пытаясь сдержать слезы, а Макс сгребает меня в объятия, прижимает к теплой груди. Я осторожно обнимаю в ответ, вдыхаю терпкий запах его кожи и сминаю пальцами рубашку на спине. О своей первой и пока единственной любви мне бы хотелось оставить в памяти светлые воспоминания, но я храню вместо них боль и обиду, от которых давно устала.