Особенная. В моем сердце - стр. 11
Надо бы добавить в этот перечень женщин, но я не решаюсь.
— У меня нет близких, Лиза. Не осталось. Родители умерли, с сестрой уже года два не общаюсь, а друзей больше не держу.
Макс говорит это спокойно, но между слов сквозит горечь, от которой мне нехорошо. Пять лет назад его отец был полон сил и собирался жениться на молодой малазийке, а младшая сестра Маша души не чаяла в брате и повсюду таскалась хвостом. И лучший друг тогда имелся — с Костей Бариновым они были не разлей вода, все делали сообща: напивались, дрались, развлекались... Подружку мою трахнули вместе и по ушам мне ездили потом тоже вместе. Такая крепкая мужская дружба была.
Тряхнув головой, я гоню нахлынувшие вдруг воспоминания. Не нужно ворошить прошлое, никому от этого не легче. Я вот вспомнила момент и дурно стало.
— Мне жаль, что все так, Максим, — говорю искренне. — Близкие люди — наша опора. Они поддерживают эмоционально, делят с нами радости и трудности и дают ощущение принадлежности, которое является фундаментальной потребностью человека. Семья — это наш тыл и фундамент, на котором строится жизнь.
Сама я поняла это как раз пять лет назад, когда очнулась после наркоза в больничной палате и увидела рядом беременную маму в слезах. С того дня мы с ней ни разу не поссорились.
— Не нужно жалеть меня, Лиза. В мире достаточно людей, которые меня поддерживают. У меня есть приближенные подчиненные, которые всегда на связи и в любой момент дня или ночи готовы выполнить мое поручение. Полно приятелей, с которыми можно выпить и потрындеть за жизнь. Я не ущербный, у меня все есть.
— Тогда что ты здесь делаешь? Зачем пришел ко мне? — осмеливаюсь посмотреть ему в глаза.
— Я уже говорил. Хочу яркие эмоции и чувства, которые пропали, — держит он мой взгляд. — Ты обещаешь именно это и всего за десять занятий. Мне подходит.
— Все не так просто, Максим, — первой отвожу глаза. — Твои чувства не лежат в моем кармане, чтобы доставать и выдавать их на каждом занятии, как конфеты. Они заморожены и атрофированы в тебе самом. Чтобы их оживить, недостаточно снять мышечные блоки. Внутренние проблемы тоже нужно проработать. Проработка начинается с осознания самой проблемы, а ты ее отрицаешь.
Макс меняет позу и случайно задевает рукой мой локоть. У него теплые пальцы, а у меня холодок пробегает между лопаток и волоски встают дыбом. Как при таких реакциях проводить телесную терапию — непонятно.
Быть психологом бывшего — натурально дурдом, но я в него уже заехала и должна продержаться хотя бы день.
— Я не отрицаю проблемы. У кого их нет?
— Абсолютно у каждого есть, — соглашаюсь. — Различаются типом и степенью выраженности.
— А у тебя какие?
— Речь сейчас не обо мне. Мы пытаемся реанимировать твою эмоциональность. Расскажи, как ты перенес развод?
В ожидании ответа я рисую на полях блокнота зигзаги. О его разводе с Кариной я слышала достаточно. Каждый раз читая новости, поражалась, какой наивной дурочкой была, когда верила в фиктивность этого брака.
— Нормально перенес, — хмыкает Доронин. — Там адвокаты занимались, я старался не участвовать. Когда все закончилось, закатил грандиозную вечеринку. А как ты проходишь через свой развод?
Моя рука застывает, не дорисовав очередной зигзаг. Откуда он знает? Мы с Ильей не такие звезды, как Макс Дор и Рина Фаро, наш развод не освещается в новостных пабликах, его подробности в чатах не мусолят. Мы разводимся тихо, но достаточно долго, потому что есть имущественные споры и сложности с переоформлением общего бренда «Школа танцев Красовских».