Основы Науки думать. Книга 1. Рассуждения - стр. 48
Естественно, это пособие не предназначено для того, чтобы учить думать. Оно – для того, чтобы не надо было запоминать ту бессмыслицу, которую нагородили советские психологи после Рубинштейна, это же – шпаргалки.
Но если в нем отсутствует раздел, который бы учил думать, значит, такой дисциплины наша психология не знает. Хотя она учит, как проводить естественнонаучные эксперименты, вроде физиологических, биологических, химических или статистических. Как делать естественную науку, психолог знать должен, а вот как думать…
Филатов очень точен и добросовестен. Его книга – лучшее пособие по нашей общей психологии, потому что оно не перегружает сознание студентов лишним, оно точно и красиво пересказывает то, что сами психологи считают сердцем своей науки. Рубинштейн гораздо словообильней и размазанней. Но качественно остается в той же рамке.
Филатов затратил на эту тему три страницы карманно-шпаргалочного формата, Рубинштейн восемь огромных. Но можно ли по его «операциям» научиться думать?
Филатов – это пример из самой гущи нашей профессиональной психологии, это то, чем живут наши психфаки, обучая новых членов сообщества. Другой пример – это классик, академик, человек, творивший психологию – А. Н. Леонтьев. «Лекции по общей психологии», отчитанные им незадолго до смерти. Как последователь Выготского, он старался говорить не как Рубинштейн. Удавалось это плохо.
Леонтьев о мышлении писал много. Естественно, в сочетании с речью, что является визитной карточкой всех выготцев. Но, говоря об общей психологии, надо давать определения, и Леонтьев пытался. Это не очень ему удавалось, настолько «не очень», что даже студенты заваливали его возмущенными записками, усматривая противоречия в его «теории опосредования». Тем не менее, вкратце перескажу суть взглядов Леонтьева. Она, если честно, совсем немного отличается от взглядов Рубинштейна.
Во-первых, и для него мышление оставалось «проблемой» и «процессом». Последнее кажется бесспорным, пока не поймешь, что имел в виду под процессом психолог. И для него оно было познанием: «Восприятие и мышление – два уровня познания, две формы познания» (Леонтьев, с. 332). К тому же он по-прежнему «настаивает» на «истине», вместо того, чтобы ее искать:
«”Ничего нет в интеллекте, – когда-то говорил Ф. Бэкон, которого цитирует Выготский и ряд других авторов, – чего не было бы раньше в чувствах”. Всякий материалист настаивает на этой точке зрения» (Там же).
Вопросы, которые пришли в записках студентов после первой же лекции Леонтьева, относятся как раз к попытке определения мышления и одновременно могли бы вывести к рассудку:
«Одна из записок гласит: “Вы дали следующее определение мышлению: мышление – это процесс, с помощью которого мы можем опосредованно судить о том, что скрыто от нашего чувственного восприятия. Нет ли, – спрашивает товарищ, – в этом определении порочного круга? “Мыслить” и “судить” – термины, определяемые друг через друга. Нет ли в этом определении формальной логической ошибки: определение неизвестного через неизвестное?”» (Там же, с. 338).
Можно ли с помощью процесса судить? Что понимается под словом «процесс»? Это просто обозначение того, что некое действие длится, или же «процесс» незаметно превратился для наших психологов в некое существительное, вещь или, точнее, орудие, заменяющее само мышление? С помощью руки можно брать или щупать. С помощью рассудка – судить. С помощью процесса нельзя ничего. С помощью слова «процесс», правда, можно обозначить длительность и постоянность действия.