Основы гуманной педагогики. Книга 5. Учитель - стр. 22
Автобус остановился, и мамы засуетились.
– А ну-ка, Машенька, быстро…
– А ну-ка, Лёшенька, вылезай…
Родители тоже сошли с автобуса вслед за детьми.
Машенька и Лёшенька взялись за руки и побежали вперёд. Мамы погнались за ними.
Во дворе детского сада было много детей и взрослых – мам, пап, бабушек и дедушек.
Мальчик потянул Алексея Александровича за руку и тихо сказал:
– Вот она – Антонина Георгиевна, моя воспитательница. Теперь ты можешь идти. Вечером за мной придёт мама, так что ты можешь заниматься переездом в другой город, – сказал мальчик.
– Хорошо…
Мальчик направился в сторону воспитательницы.
Алексей Александрович ушёл не сразу – он взглядом провожал мальчика, пока тот не присоединился к группе Антонины Георгиевны. Но стоило ему повернуться и сделать пару шагов к выходу, как услышал, что мальчик зовёт его. Он подбежал к нему, взял за руку и отвёл в сторонку.
– Можно, я доверю тебе секрет?
– Конечно!
– А ты не скажешь маме?
– Нет, раз ты этого не хочешь.
– Тогда наклонись, шепну тебе на ухо.
Алексей Александрович присел на корточки, и мальчик проговорил ему прямо в ухо:
– Понимаешь, случается так, что в тихий час я мочусь в постели. Из-за этого Антонина Георгиевна злится на меня и угрожает.
В это время раздался резкий мужеподобный голос Антонины Георгиевны:
– Алексей, вернись немедленно, хватит шушукаться!
– Я ненавижу её… – шепнул мальчик, и не спеша побрёл обратно.
Алексей Александрович так и остался сидеть на корточках, как скульптура из камня. Детей завели в здание. Он прислонился к забору, закрыл глаза и вслушался в голос мальчика – хотел за звучанием и за словами увидеть то, что могло происходить в этом белоснежном здании. «Я ненавижу», – сказал мальчик. Видимо, это она ненавидит его, что и вызывает в нём ответную ненависть. Алексей Александрович не педагог, то есть не имеет диплома о так называемом высшем педагогическом образовании, но разве нужно им быть, чтобы понять: любовь воспитывается любовью!
Во дворе ещё оставались взрослые, которые привели детей; они стояли группами, о чём-то говорили, а потом медленно расходились. Сторож велел всем покинуть двор. Алексей Александрович оглянулся и нашёл уголок, где мог укрыться от сторожа. Тот, освободив двор, запер ворота на тяжёлый замок и вошёл в свою будку.
Алексей Александрович сел на траву, прислонился к стволу дерева и закрыл глаза. Тайна мальчика жгла всё его нутро. Он один со своей тайной, как и Алексей Александрович один перед своими мучительными переживаниями.
Со второго этажа то и дело он слышит резкий мужеподобный голос воспитательницы. Голос кажется ему до боли знакомым и вызывает злобу и страх.
Он старается вообразить, что сейчас происходит с мальчиком.
Смутные воспоминания начинают в нём разворачиваться, и потому в тетради из двухсот страниц об этой полосе жизни у него остались лишь неразборчивые каракули.
Но сейчас эти каракули раздвигаются как двери, и он вместе со всей группой детей входит в спальную комнату.
Воспитательница мужеподобным голосом властно произносит: «Ложитесь немедленно! Ни звука… У меня в руках ножницы. Могу кому-то отрезать что-то».
Она действительно держит устрашающего размера ножницы и крутит ими.
Дети прячут головы под одеяла.
А Алексей (его воспитательница никогда не звала ласково – «Лёша», «Лёшенька», а обзывала «дурак дураком» или что-то в этом роде) тоже уходит с головой под одеяло и закрывает глаза.