Размер шрифта
-
+

Основано на реальных событиях - стр. 8

Что такое война, он и его семья узнали раньше всех. 20 июня в деревню к родителям приехала старшая дочь Маринка, жена красного командира, красавца Андрейки, который служил в приграничном Бресте. Муж под предлогом того, что любимой жене и годовалой Олеське просто необходимо побыть с семьей, буквально приказал покинуть гарнизон.

В ответ на все вопросы Маринка клялась и божилась, что не знает, почему супруг оказался так настойчив. Правда, когда отец устроил допрос с пристрастием, неожиданно призналась – жить в Бресте и верно становилось опасно. Особенно сильно распоясались поляки, которые считали коммунистов и их жен своими главными врагами.

Умный Митрич быстро сообразил – дело тут не чисто. Из личного опыта знал – поляки ведут себя подобным образом неслучайно.

Уже через два дня стало ясно – офицер поступил правильно. Брест стал одним из первых городов, кто принял атаку врага. Под обстрел попали жилые дома и казармы. Немцы шквальным артиллерийским огнем и авиационными ударами собирались уничтожить весь офицерский состав. Враг не скрывал своей задачи – заставить солдат, оставшихся без командования, впасть в панику, а затем легко взять крепость. Каково же было разочарование, когда это сделать не удалось…

Дед рассказывал, как Маринка долго плакала и убивалась, когда узнала о ситуации в Бресте. Все горевала, что не смогла быть рядом с мужем и подносить ему патроны. Каждый день выскакивала на дорогу и спрашивала у отступавших на восток красноармейцев, не из Бреста ли они идут и не знают ли они командира Андрея Зозулича? И сокрушенно вздыхала, когда они называли совершенно другие заставы.

Отчаявшаяся получить хоть какую-либо информацию, Маринка замкнулась и перестала с кем-либо общаться. Только маленькую дочку Олеську к груди прижимала, на минуту с рук не спускала да темный платок на голове туго-туго затягивала. Словно это могло помочь беде.

А когда в селе появились первые серые мундиры, произнесла обреченно: вот и дождались… Что она хотела этим сказать, Митрич расспрашивать не стал. Но в этот момент ему, много повидавшему в своей жизни, стало как-то страшно за будущее своих близких. Уж слишком обреченно прозвучали слова, слетевшие с губ дочери.

Старик постоянно вспоминал, как младшенькая, семнадцатилетняя Ксенька, недавно пополнившая ряды комсомола, услышав страшное сообщение о начале войны, сразу встрепенулась. Никто в избе даже не заметил, как девушка исчезла. Лишь несколько дней спустя случайно узнал, дочка ездила в райцентр на прием к секретарю райкома партии Акиму Гавриловичу. О чем они там говорили, отец не ведал, но Ксенька возвратилась очень довольной.

Краем уха Митрич слышал, как она собирала женщин и говорила им: пощады от врага ждать не стоит. Огнем выжгут все, что не понравится. Ей не особо верили. Кое-кто и вовсе считал, коли встретят немца хлебом и солью, ничего плохого не случится. Некоторые бабы твердили упрямо: при большевиках жилось худо, в церковь нельзя было ходить, весь урожай требовали в колхоз отдавать. А сейчас куда легче всем станет!.. Заживем, как в раю, а то, что по радио говорят да газеты пишут, полное вранье. Словом, ее пламенные речи уходили, словно вода в раскаленный песок. Только шипение в ответ раздавалось.

Быстро сообразив, что народ поймет трагизм ситуации лишь когда сам кровью умоется, девушка собралась уходить партизанить в лес. Митрич, узнав об этом ее желании, отчаянно ругался – виданное ли дело молодой девке с винтовкой в руках по кустам бегать да с мужиками в землянках жить! Возмущалась и его жена Ульяна Никитична.

Страница 8