Размер шрифта

Оскорбленный взор. Политическое иконоборчество после Французской революции - стр. 29

. Автор дневника, называющая себя «по счастью, свободной и от знамен, и от политики», прочитывает эту сцену в свете воспоминаний о 1848 и 1830 годах и их цветах. После этого она переходит от знамен к зрителям; в эту самую минуту, пишет Мальвина, она встретила певца свободы и трехцветного флага Огюста Барбье – того самого, который в 1830 году воспевал Свободу как «женщину с упругой, мощной грудью», женщину, у которой «трехцветная повязка чрез голое плечо»143. Мальвина беседует с Барбье, и оба приходят к выводу, что столкновение в одном пространстве двух цветов – повторение ситуации 1848 года. «Вспоминаем Ламартина», – пишет она об этой же сцене, а это означает, что она мечтает о победе трехцветного флага. Рассказ, таким образом, охватывает разом настоящее, прошлое и будущее. 28 марта победа Коммуны не кажется Мальвине окончательной, и смешение цветов знаменует в ее глазах возможность иного исхода. Цвета флагов в буквальном смысле слова воплощают борьбу за власть в творящейся здесь и сейчас истории.

Отпечатки власти

Монеты, печати и официальные марки, вывески магазинов, владельцы которых имеют патент, и нотариальных контор, молотки для клеймения деревьев, гербы почтовых карет, почетные знаки отличия – эти многочисленные знаки, разнородные и по качеству носителей, и по способам распространения, имеют одно общее качество: все они должны обозначать неделимость (теоретическую) власти144. Поэтому в век регулярных политических сломов они становятся предметом особого внимания не только властей, но и граждан, которые умеют извлекать из них сообщения об исторических переменах, уже свершившихся или вот-вот готовых совершиться. По этой же причине именно эти знаки особенно часто навлекают на себя атаки иконоборцев, стремящихся опровергнуть легитимность тех, кто претендует на обладание всей полнотой власти, и присвоить эту власть, якобы никому не принадлежащую, самим себе.

Монета, материальное воплощение королевской власти, – бесспорно, самый древний знак суверенитета. Для всякого, кто берет монету в руки, изображение монарха, гравированное на лицевой ее стороне, делает эту власть зримой. Монеты постоянно участвуют в ежедневных обменах, но можно ли сказать, что граждане и гражданки видят в ней в первую очередь знак политического суверенитета? В обыденных ситуациях – разумеется, нет; политический смысл монеты заслоняется ее стоимостью. Участие в денежном обмене делает изображение короля на монете практически невидимым: восприятие монет можно назвать «непосредственным и автоматическим»145. Однако, судя по архивам полиции, случается, что изображения на монетах становятся предметом комментариев, что их обвиняют в грехах, портят, кромсают, оскверняют – или, напротив, целуют от избытка чувств. Иконоборец может, в частности, уничтожить или изуродовать лицо государя, стереть его на колесе точильщика или действовать менее открыто: шилом или резцом нанести на монету уничижительное клеймо; сегодня такие монеты можно увидеть в нумизматических коллекциях, однако для нас это просто любопытные диковины, смысл которых утерян. Во время Революции подобные клейма наносились на экю с изображением Людовика XV и Людовика XVI: сохранились монеты со стертыми лилиями, с фригийским колпаком вместо лица короля, с процарапанной шеей и проч.

Страница 29

На следующую страницу