Осколок империи - стр. 33
– Это я заметил, – покивал головой очкарик. – Очень удобно. Особенно если выйти куда ночью приспичит или придет кто… Никого не потревожишь.
– Что вы имеете в виду? – теперь насторожился уже юноша. – Я по ночам никуда не хожу. Да и вы – первые ночные гости.
– Да не волнуйтесь вы! Это я так – от чистого сердца. В самом ведь деле удобно: раз – и на улице. А то через парадное тащиться…
По глазам за блестящими стеклышками было видно, что говоривший эти слова не такой уж простачок, поэтому Алеша решил держать ухо востро.
– А какова, собственно, причина… – начал он, но гость перебил его.
– Да не волнуйтесь вы! Все в порядке. Мы навели справки и выяснили, что вы, Алексей Владимирович, к Советской власти вполне лояльны, в войне ни на одной из сторон участия не принимали по причине малолетства… Вам ведь сейчас?..
– Девятнадцать лет.
– Вот, девятнадцать. Значит, когда мы Врангеля в Крыму прикончили, вам было всего четырнадцать. Нежный, так сказать, возраст. С отцом-белогвардейцем не виделись с девятьсот восемнадцатого…
– Даже больше. Я в одна тысяча девятьсот восемнадцатом уже жил здесь, у тетушки и покойного дяди… То есть как белогвардейца? – дошли до него слова гостя. – Я ничего такого… Отец воевал на германском фронте, но потом…
– Белогвардейца, белогвардейца, не прикидывайтесь, – ласково пожурил его гость, укоризненно качая головой в так и не снятой в помещении кепке. – Вам это отлично известно.
Алеша обмер.
«Все! – стучало у него в висках. – Сейчас загребут под микитки и – на Лубянку. А оттуда – одна дорога…»
– Да не бойтесь вы! Ишь, как побледнели! Ну и что с того, что знаете про отцовские делишки? Гражданская война когда закончилась… А вы себя зарекомендовали человеком Советской власти не вредным, даже полезным. В архиве, вот, служите, общественную работу ведете. В институт, вот, хотели поступать.
– Не берут, – отвернулся Еланцев. – Происхождение не позволяет.
– Ну, это дело, Алексей Владимирович, – улыбнулся тонкими губами чекист, хотя глаза его за стеклышками очков оставались пустыми и холодными, – поправимо. Если мы с вами поладим – органы могут походатайствовать за вас. Составить, так сказать, протекцию, старым языком выражаясь.
Алексей сглотнул. Чекист его вербовал, и это было видно невооруженным глазом.
– Что я должен сделать для этого?
– Что? Да ничего особенного. Вот этот человек вам не знаком?
Очкарик, не торопясь, извлек из-за пазухи сложенный вчетверо листок хорошей плотной бумаги и развернул.
С рисованного портрета на Алешу глянуло абсолютно незнакомое лицо человека средних лет. Невзрачное, надо сказать, лицо – правильной формы с аккуратными ушами, бровями и носом, чуть широковатым узкогубым ртом и маленькими острыми глазками, прячущимися под тяжелыми веками. Без особых, как говорится, примет. Таких лиц на улицах столицы можно было встретить тысячи, если не десятки тысяч. Волос незнакомца видно не было – их закрывал невнятно прорисованный головной убор, который можно было принять за что угодно. За кепку, военную фуражку, шляпу-котелок и даже солдатскую папаху, постепенно выходящую из «моды» даже среди «гегемонов». Шея тоже пряталась за высоко поднятым воротником.
– Совершенно! – облегченно ответил юноша, тщательно изучив мастерски прорисованный портрет: он страшился узнать в карандашных штрихах знакомые черты и был рад, что не узнал.