Осколки сгоревших звёзд. Книга 2. Ещё не сорваны погоны… - стр. 13

Ролан выписывал сначала те места, которые завлекали его. Потом те, которые могли отозваться пониманием в сердцах сидевших перед ним повстанцев. Наконец заметок стало столько, что он сам в них запутался, и теперь, глядя на эту кипу заполненных мелким почерком листков, не мог понять, зачем все это писал.

Ролан выпрямился и решительно накрыл бумаги ладонями.

– Тридцать лет назад, – начал он, и гул в рядах слушателей мгновенно утих, – тридцать лет назад человечество, несмотря на то, что вышло в космос, продолжало жить по законам феодального времени.

Ролан на мгновение замолк, дожидаясь, пока затихнут последние шорохи.

– Это было выгодно императору, выгодно Серой Страже… выгодно тем, кто хотел держать несколько миллиардов человек в узде. Двадцать! – Ролан поднял палец. – Двадцать семей на семнадцати мирах жили во дворцах, с сотнями слуг в каждом. Остальные перебивались в нищете. Казалось, порядок вещей, установившийся за века, нельзя изменить.

Он выдержал маленькую паузу.

– Серая Стража контролировала каждый шаг. Ни один из этих людей не знал, в какой момент его отзовут в сторону, чтобы тихонько застрелить. Жизнь человека не стоила ничего.

Ролан провел языком по верхней губе.

– Нейтан Броган был никем в этом мире. Он был таким же, как ты, – Ролан указал на одного из слушателей, – или ты. Он мог сказать себе, что должен выживать. Мог грабить корабли, набивать брюхо. Но он сказал – нет.

По залу прошёл недовольный гул – видимо, брюхо набить хотелось многим.

– Он сказал, – голос Ролана перекрыл нараставший шум, – что Ветра и Звёзды созданы для всех. Что каждый – каждый из вас! – вправе требовать свободы и получить её. И он заставил два десятка богачей, имевших лучшее оружие, лучшие корабли и владевших тоннами драгоценных металлов, признать его слова.

Ролан снова взял маленькую передышку. Сердце бешено стучало. Он чувствовал, что говорит что-то не то, но менять курс было поздно.

– Он заставил считаться с собой, но был побеждён. Эклунд оказалась хитрей. Эклунд предала его и сама захватила власть. Прошло тридцать лет! – подозревая, что его сейчас перебьют, Ролан почти кричал. – И мы снова зависим от интриг двух десятков избранных! Которым наплевать на нас! Которые, имея всё, хотят ещё больше денег, ещё больше власти, ещё больше земель! Брогана нет – но кто-то должен закончить начатое им дело! Мы должны отобрать у богачей то, что принадлежит нам! – Гул достиг критической точки, и, перекрывая его, Ролан выкрикнул:  – Мы взорвём Сенат! Мы заставим считаться с собой!

Гул превратился в гвалт и ор. Кто-то подкидывал в воздух шапки. Сердце Ролана едва не выпрыгивало из груди. Он почувствовал, что чья-то рука легла ему на плечо.

– Не то чтобы я был согласен, – усмехнулся Реган, – но мне понравился последний пассаж. Осталось придумать – как.

Вопрос «как» Ролана по большому счёту не волновал никогда. «Как» обычно получалось само собой, нужно было лишь решить – «что».

Тщетно он пытался объяснить Регану, что «взорвать Сенат» он собирался идеями, что это лишь фигура речи, и что куда важнее не уничтожить людей, а переменить образ их мыслей. Реган – а вместе с ним и ещё две сотни слушателей – хотели «взорвать Сенат» в прямом смысле этого слова.

– Ну, хорошо, – впервые в жизни Ролан решил пойти на компромисс, – но чтобы сделать это, нам нужно оружие. Корабли. На «Тяньгунях» мы далеко не улетим.