Осколки Русского зеркала - стр. 25
Царица Мария Фёдоровна некоторое время холодно относилась к своему сыну, который добился власти только через гибель отца. Но видя, как тот часто посещает церкви, где кается священнослужителям, ибо чувствует за собой косвенную вину в смерти отца, Мария Фёдоровна сменила гнев на милость и многое прощала сыну. Не обращала внимание даже на тот факт, что император часто позволял себе посещать храмы не православных конфессий. Она поняла, что её сын воспринимает Бога – как Единого Творца и для императора не имело значения, где молиться. Тем не менее, на Двунадесятые праздники и на Пасхалию царь неизменно бывал в Лавре Александра Невского.
На этот раз праздника никакого не предвиделось, хотя через несколько дней должен был наступить Индикт.[19] Митрополит Серафим вёл литургию как обычно, но по исполнению Евхаристии призвал братьев императора к амвону, где перед ними на аналое лежало Евангелие и оба великих князя, положив правую руку на Священную книгу, обещали исполнить завет, данный императором Александром I.
Так был закреплён духовный союз претендентов на престол. Именно об этом до сих пор беспокоился Государь. Мария Фёдоровна тоже разделяла мнение царствующего сына, что наследником Царского Престола должен был стать не добрый и, по-сути, бесхарактерный Константин, а его жёсткий и принципиальный брат Николай.
После литургии митрополит Серафим пригласил царское семейство в трапезную залу, дабы откушать и отметить закреплённый союз. Александр, улучив минутку, отвёл владыку Серафима в сторону и шепнул:
– Ваше святейшество, извольте на Индикт устроить мне панихиду с первыми петухами. Только не надо светло-торжественного облачения.
– Господь с вами, Ваше Величество, – принялся креститься митрополит. – Что вы такое говорите?! По живому царю – отпевание?!
– Je vous le dis tout cru.[20] Я по отъезде куда-либо, обыкновенно приношу молитву в Казанском соборе, но настоящее моё путешествие не похоже на прежние, – возразил император. – Ведь так? Теперь же я отъезжаю в Таганрог. За мной также поедет императрица Елизавета Алексеевна. Но это будет не простая поездка. Я это чувствую. Поэтому велю исполнить, как я просил. К тому же здесь почивают мои малолетние дочери. Да будет мой путь под кровом этих ангелов. И на прощанье хочу перемолвиться со старцем Алексием. Надеюсь, он не ушёл в затвор?
– Никак нет, Ваше Величество, – склонился перед ним митрополит. – Давеча схимник Алексий сам вас поминал.
– Вот и ладно, – удовлетворённо кивнул государь. – Значит, произойдёт то, что я чувствую и жду с нетерпением…
Несколько дней, по виду таких же размеренных и чинных, как остальные дни надвигающейся осени прокатились быстро. Только митрополит Серафим не находил себе покоя. Шутка ли! Ему предстоит по живому царю совершать отпевание! Что это вздумалось императору прощаться с миром, хотя едет только в Таганрог, а не на поле битвы.
Тем не менее, просьба императора была в точности выполнена, и в четыре часа утра настоятель Лавры Александра Невского митрополит Серафим готов был исполнить обряд отпевания. Правда, настоятель изволил ослушаться Государя и облачился в саккос рытого малинового бархата по золотому грунту. Два архимандрита и братия тоже почли должным облачиться не на простой чин отпевания. Царь не заставил себя ждать и прибыл почти в точности к четырём утра с четвертью. Только он вошёл в помещение собора, служба началась. Император сначала стоял в левом церковном приделе возле раки с мощами Благоверного Князя Александра, но затем подошёл к митрополиту и встал на колени. А когда тот принялся читать большую Ектенью, за которой должно было начаться чтение Евангелия, то царь попросил держать Евангелие у него над головой. Настоятель Серафим так и сделал, но заметил, что по лицу Александра катились крупные слёзы. Сам император не скрывал этого и не пытался промокнуть лицо платочком.