Осколки под стеклом - стр. 14
Таксист невозмутимо крутил руль. Его радионовости явно не волновали, зато Крис подался вперед.
– Это местное радио?
– Да, – равнодушно сказал таксист. – Чего только люди не придумают… Я сколько лет уже в этой шкуре, а до сих пор привыкнуть не могу.
– Это на людей не похоже, – ответил Крис. – Это… что-то странное.
– Да что, – так же спокойно ответил таксист. – Было же уже. Улучшали породу. До сих пор в костях распутаться не могут – где чей дядюшка, где чья бабушка. Или вот еще, раньше баб жгли на кострах пачками. Красивая – ведьма. Разделась – ведьма, оделась – ведьма. По-моему, тоже странновато.
Об улучшении породы Крис предпочел промолчать. Активисты, удравшие из засыпающего вечным сном города, пытались было среди людей навести свои порядки и занять прежние позиции. Активистов пришлось вылавливать и ограничивать, но страшное колесо уже было запущено и прошлось по Европе огнем и мечом. Крис в этих делах не участвовал – он ушел куда раньше, устроился скромно, вершителем себя больше не считал и, пожалуй, исчез из памяти даже тех, кто раньше пил с ним круговую чашу. Инквизиция к деятельности вершителей не относилась. Люди придумали ее сами, и сами же ужасались по сей день.
С тех пор прошло много времени. Их сознание изменилось.
– Не повставали бы мертвые из могил, – мрачно сказал Крис. – Всех назад не запихнешь.
Таксист хмыкнул:
– Такой большой, а в сказки веришь.
Под машиной серой гладью разлилась лента реки. Загрохотал мост. Крис обернулся. Мегаполис давно пропал, растаял в утренней холодной дымке. В салоне пахло бензином и шерстью. Водитель строго смотрел на дорогу, радио умолкло, и только раз всхлипнуло, когда мимо пронеслась треугольная стела с названием города. Справа от нее в бледных клочьях тумана плавало кладбище, но Крис не остановил машину. Его цель была дальше, в одном из плохо освещенных подвалов, которые подростки именуют теплаками, подвалах с обернутыми в рванину трубами, вентилями, неровными грязными полами и журчанием канализаций.
– Здесь, – указал Крис на пятиэтажный желтенький дом, и такси остановилось.
От подъезда к магазинчику, озираясь и покачиваясь, бежал серенький мужичок с бряцающей в карманах мелочью. На машину он не обратил никакого внимания, на Криса – тоже, хотя его потертая гимнастерка и тусклые звездочки бросились бы в глаза даже слепому.
Следом за Крисом из машины выбрался, сощурившись от неяркого света, Игорек в помятой яркой куртке.
– Разомнись, – посоветовал Крис, не оборачиваясь.
Игорек зябко передернул плечами, запрокинул голову и сказал тоскливо:
– Что же это, а…
Таксист опустил стекло и молча сунул ему в ладонь горсть разноцветных леденцов. Игорь взял один, развернул и сунул в рот.
– Я с тобой.
Крис уже спускался вниз, по пяти узким грязным ступеням, за которыми белым светом оказался вычерчен сплющенный прямоугольник маленькой подвальной двери.
– Я с тобой, – с волнением повторил Игорек и скатился по лестнице следом. – Не уходи.
Пахло внизу тяжело – мочой, лежалым мусором, мокрой щепой и цементом. За бесшумно открывшейся дверью густо висел влажный жаркий туман. Где-то гудели голоса. Крис пошел вперед, волоча за собой намертво вцепившегося в него Игорька.
Узкий, в плетениях труб коридор окончился крошечной комнаткой. На паре грязных матрасов сидели, поджав ноги, девушки-птицы с обведенными по-вороньи глазами и черными прядями волос. Тускло блестели бока бутылок. В углу дотлевал оранжевый огонек. У стены, напротив нахохлившихся и уставших «птиц», каблуками зимних сапог тиранящих ветхие матрасы, в воротнике крепко сбитого пуховика сидела маленькая рыжая голова. У головы были мутные и сонные глаза. На вид голове было лет шестнадцать. Она хрипло тянула воздух.