Осколки истины - стр. 3

Поэтому когда впервые в шестнадцатилетнем возрасте Катя, заглянув в зеркало в прихожей, увидела, что молочник, приносивший им молоко дважды в неделю, украл кошель из отцовского пальто, она испугалась и промолчала. До того её разум был скован страхом быть отправленной в интернат.

В последующем девушка вынуждена была открыться матери, но они обе решили хранить тайну активного дара в строжайшей тайне.

Натыкаясь по жизни то там, то здесь на разные отражения, со временем Катерина научилась не реагировать на проявления своего дара за исключением очень ярких видений. Таких, как в этом кольце.

***

18 апреля 1920 года.

Лев Георгиевич Юрьевский.

Лев Георгиевич сразу понял, что задержится надолго. И обед, приготовленный пухлыми ручками молоденькой соседки, ему теперь не светит. Да и не только обед. Тут ужин бы не пропустить.

Вызвали его по делу особой срочности и страшности, как сказал жандарм. И надо же – не преувеличил. Картина, представшая взору сыщика сыскного ведомства, ужасала. Обычный человек после такого натюрморта даже думать о еде не смог бы, а для Льва Георгиевича истерзанная женщина на полу была просто “телом” и досадным препятствием между ним и кухаркой, исправно угощающей следователя обедом.

Убийца снял кожу с жертвы, оголив мышцы, и кое-где срезал мясо до кости. Особая жестокость граничила с профессиональностью мясника.

Лев Георгиевич много повидал в своей жизни и мог поклясться, что преступник умеет обращаться с холодным оружием и теперь где-то носит с собой несколько килограмм свежесрезанного эпидермиса. Не мог же он проделать столько работы зря.

– Это сатанисты! – выдал Иван Путилин – друг и напарник Льва Георгиевича, тоже сыщик, но молодой, зелёный. Тощий парень с серыми глазами, жиденькими волосами под фуражкой и модными усиками.

Ванька рылся в шкафу, и реплика его будто бы выпала из полок. Напарник был человеком начитанным и разносторонне развитым. Настолько прогрессивным, что Лев Георгиевич даже немного опасался, как бы его не забрала тайная полиция. Путилин любил орать лозунги за свободу и равноправие даже не выпив. Он вообще не пил, что уже было тревожным звоночком. Ну какой нормальный русский откажется в праздник пригубить?! Не будем тыкать в Путилина пальцем. Иван между тем переключился на кровать, перевернул старый дырявый, полосатый матрас и многозначительно добавил: – Я читал, что они так своего Диалова вызывают.

– Не думаю, – Лев Георгиевич присел рядом с трупом и, не снимая перчаток, коснулся окоченевшего запястья девушки. Если на жертве и была метка Министерства Особых Сил, убийца унес её с собой. – Были бы рисунки и письмена соответствующие. Они же делают это для известности. А тут явно хотели скрыть преступление, но не успели. Да и не станут они благородную резать.

– Так может, она – продажная девица! В этом доме только таким комнаты сдают. Не угодила клиенту, он её и чикнул, – выдвинул теорию усатый жандарм, подпирающий косяк двери. Именно этот представитель закона вызвал сыщиков на помощь.

О преступлении сообщила хозяйка наёмных комнат – женщина лет сорока. Даму еще предстояло допросить. И её, и всех обитателей трехэтажного деревянного дома в Столярном переулке.

Юрьевский осторожно поправил остатки волос на голове жертвы. Поморщился от запаха. Тело обнаружили утром, прошло всего несколько часов после убийства, но аромат крови уже чадил и разъедал глаза. Вонь смерти – самый противный запах на свете. Это Юрьевский помнил ещё с войны.