Осинка. Чужая сила - стр. 3
Между тем старейшина наш – Можай, дядька мой по отцу, раскладывал загодя приготовленный хворост и сухие березовые дрова. У него задача сложная была – костер развести с одной лучины, чтобы Прародителя порадовать. В этот год старейшина не оплошал, костерочек сразу бодро разошелся, разгорелся, высоким пламенем в небо взмыл. Всем понятно стало – здесь он, наш Батюшка, не осерчал, пришел на невест полюбоваться. Мы же начали песнь и одна за другой повели хоровод вокруг огня живого, показываясь во всей красе. То подходя совсем близко, чувствуя жар на лице, то поворачиваясь спиной, вглядываясь в сумерки леса.
Обычно пляски продолжались до тех пор, пока Прародитель не насмотрится-налюбуется, да и погаснет, уступая дорогу молодым парням, для которых самое время наступает. А они уж своего никогда не упустят – похватают понравившихся девчонок и, хохочущих, утянут за собой – тропки любимые показывать да ночным небом любоваться. По осени и свадьбы начнут играть…
Костер начал спадать, но почему-то не постепенно, как обычно, а резко, будто лучину в темной комнате задули. Не самое лучшее предзнаменование, поэтому и зашептались, зароптали люди за нашими спинами.
На несколько мгновений тьма стала совсем непроглядной, а потом за шиворот, как иголки, побежал морозец, волосы и шея мигом подернулись инеем. Стало очень тихо, я отчетливо услышала, как рядом у Волнины бьется сердце. Быстро-быстро, как у загнанного зверька. Может, мое также билось, не знаю… Только ставшие мокрыми ладони разомкнулись, и наши руки безвольно упали вдоль туловища. Из темноты начали проступать знакомые картины – вот негромко плещется река, вот лес совсем рядом – тянется к нам своими крючковатыми руками.
А на месте пепелища стоял незнакомец. И вроде бы глазу не за что зацепиться, а чувствовалась в нем сила какая-то страшная, чужеродная. И молодой совсем, вёсен двадцать всего отметил. Но лицо суровое, длинное. Нос с горбинкой, жесткая черная борода. И, поди ж ты, кудри смоляные на голове. Девчонкам на зависть.
Первым, как и положено, опомнился старейшина. Подошел ближе, за ним сыновья его встали, оттеснив нас, девчонок, плечами широкими. Они воинскую выправку сразу разглядели, не то что я, нос да кудри разглядывала. А незнакомец вдруг первый заговорил, и видно было, с каким трудом он слова из себя выдавливал:
– Я… – махнул он рукой в сторону Ключиницы. – Оттуда пришел.
– Добро, – кивнул старейшина. – Гостям у нас всегда рады, коли с миром приходят. Праздник у нас сегодня. Подходи, сейчас костры наново зажжем, – засуетился Можай, на сыновей оглядываясь. – Садись рядом, угощайся.
– Погоди приглашать, – проскрипел мужчина. – Я за долгом, моему божественному Предку обещанным. Ныне время подошло, – глянул исподлобья он на нас с Волниной.
– Великая Вода подтверждает мое право, – и он протянул старейшине мокрый венок.
Еле слышно ахнул кто-то в толпе, а по моим плечам опять иглами скользнул мороз.
Несколько мгновений все молча смотрели на этот венок. Я подметила, что он пообтрепался, вон – цветы уже выпадают, видимо, впопыхах плели.
А потом сообразила, кто плел тот венок, и коленки мои подогнулись. Осела я на землю, как куль с мукой, хватая ртом воздух. И уже ни одной мысли в голове не осталось, только страх дикий.