Осиная фабрика - стр. 18
По пути я наткнулся на кролика, который, как мне казалось, улизнул. Тот лежал у самой воды – почерневший и неестественно скрючившийся, с укором уставив на меня остекленелый взгляд.
Я спихнул его в речку.
Другого моего покойного дядю звали Хармсуорт Стоув, но он не был моим родным дядей, поскольку происходил из семьи матери Эрика. У него была какая-то фирма в Белфасте, и Эрик с трех до восьми лет жил у них. Хармсуорт покончил с собой при помощи электродрели и сверла диаметром четверть дюйма. Он просверлил себе дырку в виске и, обнаружив, что еще жив, хотя боль была довольно сильная, доехал до ближайшей больницы, где вскоре и умер. На самом деле к его смерти я тоже в каком-то смысле причастен, поскольку он взялся за дрель менее чем через год после того, как Стоувы потеряли своего единственного ребенка, Эсмерельду. Они не знали – да, собственно, и никто не знал, – что Эсмерельда одна из моих жертв.
Вечером я лежал в постели, ждал возвращения отца или телефонного звонка и размышлял о происшедшем. Может, злобный самец забрел на Угодья откуда-нибудь со стороны в надежде установить свои порядки, подмять под себя аборигенов, но пал в поединке с высшим существом, на порядок превосходящим его разумение.
Но в любом случае это явный Знак, тут никаких сомнений. Весь эпизод был исполнен глубочайшего смысла, осталось его расшифровать. Не исключено, что моя машинальная реакция как-то связана с огнем, который предсказала Фабрика, но в глубине души я догадывался, что не все так просто и что продолжение следует. Смысл – во всем, не только в поразительной свирепости самца, но и в моей яростной, почти безотчетной реакции и в судьбе невинных кроликов, на которых обрушилась вся тяжесть моего гнева.
Вдобавок это означало взгляд в прошлое, не только в будущее. Первое мое убийство тоже было связано со смертью кроликов, и тоже от огня – и не просто от огня, а от огнемета, практически идентичного тому, который стал сегодня орудием моей мести. Это уж слишком – слишком в точку, чересчур идеально.
Я не поспевал за событиями, ничего не мог предвидеть. Еще чуть-чуть, и я полностью утрачу контроль над ситуацией. Кроличьи Угодья – казалось бы, раздолье для охотников – продемонстрировали, что это вполне возможно.
От меньшего к большему – закономерность железная, а Фабрика научила меня отыскивать закономерности и не перечить им.
В первый раз я убил в отместку за то, что мой кузен Блайт Колдхейм сделал с кроликами, нашими с Эриком. Эрик и соорудил Огнемет и оставил его в бывшем велосипедном сарае (теперь это мой сарай), когда кузен, гостивший у нас с родителями, решил, что здорово будет заехать на Эриковом велосипеде в жидкую грязь на южной оконечности острова. Что он и сделал, пока мы с Эриком запускали змеев. Потом он вернулся к сараю и залил в Огнемет бензин. Устроился в садике за домом так, чтобы от веранды (где сидели его родители и наш папа) его заслоняло развешанное на веревке белье, запалил горелку и обдал пламенем обе клетки – заживо сжег всех наших длинноухих красавцев.
Особенно расстроился Эрик. Он ревел, как девчонка. Мне хотелось прикончить Блайта на месте: порки, которую устроил ему папин брат Джеймс, было, в моих глазах, явно недостаточно – за то, что Блайт вытворил с Эриком, с моим-то братом! Эрик был безутешен и особенно казнился из-за того, что своими же руками изготовил агрегат, сыгравший столь роковую роль. Он всегда был немного сентиментален, всегда чувствительнее, чем я, всегда умнее; до того несчастного случая все были уверены, что Эрик далеко пойдет. Так или иначе, Блайт фактически положил начало Уголку Черепов, устроенному на склоне большой старой частично перекопанной дюны за домом. Именно там мы хоронили наших домашних животных – начиная с сожженных кроликов. Правда, еще до них там обосновался Старый Сол – но то было разовое захоронение.