Ошибочка вышла - стр. 5

Тело болело, душа ныла, видок (прости господи) потасканный… а это же район новенький, на лавочках одни фифы с колясками, даже шлагбаум имеется. И тут я такая, в платье мятом, без чулок, волосы не первой свежести. И от этого ещё больше себя жалко. 

По дороге забежала в продуктовый и шиканула, взяла четыре говяжьих “Доширака”, чтобы заесть тоску. А тоска невероятная! Провалиться бы сквозь землю и никакой анализ мне не помог. Как ни крути… гадко всё это, отвратно. И Лёха идиот, и я идиотка.

Консьержка косила лиловым глазом. В лифте недобро смотрело на меня отражение из зеркала. А дверь в квартиру открыла злющая подруга.

 — Явилась не запылилась! — прорычала Мотя, потянулась ко мне и чуть не за шкирку затащила в квартиру, а я ни с того ни с сего вцепилась в неё, уткнулась в плечо и начала белугой рыдать.

***

Мы с Мотей сидели на кухне и ели “Доширак”. У каждой по две пачки, без овощей, только жгучая как стыд приправа. Ели молча, подруга вопросов не задавала. Я ей ничего толком и не объяснила, только вручила лапшу и ушла в душ, мотать сопли на кулак. 

А теперь вот сидела и не знала с чего начать. 

Я не привыкла изливать душу, мне было не о чем ныть все эти годы. Это Мотя обычно страдала, влюблялась, тряслась над переписками с парнями, будто это какое-то минное поле, где нужно рассчитывать каждый шаг. 

Обычно это я заваривала "Доширак", пока подруга рыдала в душе. Сидела потом прислонившись к стене и ждала, когда начнётся душещипательная история. 

И вот! Сбылась мечта идиотки… 

Соня, ты стала взрослой!

Всегда мне казалось, что все проблемы Моти из-за секса… и по большей части я вчера выходила из дома, чтобы вернуться и сказать: “Пробовала я ваш секс! Ниче там интересного”. 

Интре-есно… трындец!

 — Тебя Лёха обидел? — не выдержала тишины Мотя. Она особым терпением не отличалась никогда.

 — Нет. Лёха не пришёл. 

 — Продинамил, значит, паскуда! Ну я так и подумала. А че ревешь тогда? — и тактом, кстати, тоже.

Мотя вообще была особой интересной и непонятно как в мои подруги затесавшейся. 

Вся такая шикарная, длинноволосая, тощая, явно из высшей лиги. Такие, как она, в американских сериалах носили форму черлидерш, а такие, как я, — свитера с оленями. 

 У Моти волосы белые, прямые и блестящие, а мои каштановые и мягкие, как мешок перьев на башке. 

 Мотя белокожая, а я вечно будто с полей пришла. 

 У Моти глаза зелёные, прямо фея лесная, а мои чёрные, жутковатые, как у летучей мыши. 

 У Моти куча друзей, потому что она красивая и сексуальная, а у меня, потому что я веселая.

 Мои друзья мечтают затащить Мотю в постель, а ее друзья мечтают выпить со мной пива, хоть я его и не пью. 

Я делаю за Мотю курсовые. А Мотя следит, чтобы я выходила на улицу и хоть иногда отрывалась от экрана компьютера.

Из-за Моти я два года была уверена, что ущербная и отсталая, потому что даже не понимаю шуток ниже пояса. А Мотя была уверена, что она неряха и разгильдяйка из-за моего самодиагностированного ОКР.

 — Моть, — я набралась смелости, поставила бульон с остатками лапши на пол и посмотрела на подругу жалобными глазками. Вдруг сама всё поймёт? — Я пришла туда, куда написал Лёха. И там был… какой-то чувак. Мужик. Какой-то мужик… Было темно, и у него было шампанское. А он был в душе, и я решила, что это Лёха… я просто напилась, пока ждала. А потом он вышел… И я приставала, наверное. Нет, я точно приставала, я думала это Лёха. И… и…