Осенний Лис - стр. 49
– Вот так ты и питаешься? – спросил Жуга, когда Яцек укладывал все обратно в сундук. – Хлебом да водой?
– А что?
Жуга пожал плечами:
– Хоть бы кашу варил, что ли…
– Сваришь ее, как же! – фыркнул тот. – Нет ничего – ни огня, ни камина.
Жуга обернулся, стоя в дверях.
– Ты вот что, Яцек, – сказал он. – Раздобудь к вечеру какой-нибудь горшок. Только не шибко большой. И чтоб с глазурью.
– Глиняный?
– Ну.
– Для чего? Я же говорю – негде готовить.
Жуга загадочно улыбнулся.
– Что-нибудь придумаем, а пока – до вечера.
– До вечера.
Томас Остенберг, бургомистр Гаммельна, принимал просителей по вторникам и четвергам. Сегодня он был не один – с утра к нему заглянул господин Густав Бреннель, доктор медицины. Обоих связывали давние и прочные дружеские отношения, хотя человеку стороннему трудно было бы вообразить двоих людей, более друг с другом не схожих, как внешностью, так и характером.
Бургомистр был полный, степенный господин лет сорока, слегка обрюзгший и бледный, как все горожане, с пухлыми губами, маленькими серыми глазками и редкими светлыми волосами. Бреннель же, напротив, был сух и высок, профиль имел ястребиный, а взгляд – пронзительный. Его лицо и руки покрывал темный загар. Горожане, встречая его на улицах, почтительно снимали шляпы: он был ничуть не менее, а может быть, даже более уважаемым человеком в Гаммельне, чем сам бургомистр.
Сейчас Томас Остенберг сидел за столом, перебирая бумаги и почти не глядя на очередного посетителя. Сегодня как раз был вторник, и настроение у бургомистра было испорчено с самого утра. Ох уж эти просители! Ну зачем, скажите на милость, зачем нести в городскую ратушу всякие мелкие дрязги? Взять, например, Рудольфа Хоффа, что подал жалобу на соседа. Неужели нельзя было разобраться меж собою тихо и мирно? А этот придурок Ганс Фогель, мелкий лавочник, который сетует, что ему нет покоя от крыс, и просит принять меры! Каково, а? Может, прикажете еще и ущерб ему возместить?
Н-да…
Ну, ладно, когда приходят горожане – это еще можно понять. Но что здесь делает этот подпасок, который и говорит-то по-немецки с трудом?
Бургомистр откинулся на спинку кресла и задумчиво побарабанил пальцами по столу. Поднял взгляд.
Перед ним стоял худой, безусый паренек лет семнадцати – уже не мальчик, но еще не мужчина. Острый взгляд, голубые глаза, давно не стриженые рыжие волосы. В речи сквозит сильнейший славянский акцент. Интересно, откуда он пришел?
– Так ты говоришь, что хотел бы посмотреть приходские книги?
– Да, это так, – кивнул тот.
Томас Остенберг нахмурился.
– Сделать это не так-то просто, юноша. Приходские записи – важный документ, и нельзя выдавать их первому встречному. Зачем они тебе?
Паренек помолчал, переступил с ноги на ногу.
– Семнадцать лет тому назад в этих местах был мор, – медленно подбирая слова, начал он. – Черная смерть. Очень много людей умерло тогда… Я хотел бы посмотреть старую перепись тех лет.
– Для чего?
– Мне не хотелось бы об этом говорить.
Бургомистр помрачнел. Он помнил то время, помнил, как прошлась по деревням и городам своей ржавой косой бубонная чума, помнил, как жгли за городом в кучах заразные трупы, как чадили на улицах факела, и плыл над городом унылый погребальный звон. Тогда еще не было в соборе нынешнего Малинского кариллона, лишь звякал надтреснуто одинокий старый колокол… По счастью, времена те давно миновали.