Размер шрифта
-
+

Осень в розыске - стр. 4

Все вопросительно смотрят на меня. Я сам готов вопросительно смотреть на себя, а еще лучше достать Луч, чтобы он посмотрел мне в глаза.

Тогда будет не больно.

Я знаю – тогда будет не больно.

Тогда я только посмеюсь над тем собой, который стремился сюда через световые годы, который вел стаю, как мне казалось, – домой. Тогда я только посмеюсь над тем собой, у которого тревожно щемит в груди при виде почерневшей от времени стены, которая осталась от моего дома. Только это надо было делать не здесь, на заснеженных руинах, а там, где я говорил – мы возвращаемся домой…

Я смотрю на то, что было моим домом, я вижу остальные три стены, лестницу на второй этаж, там были наши с Эт кровати, когда мы были еще совсем маленькие, почему я вижу Эт, как она читает с фонариком под одеялом, широко зевает, клюет носом, а фонарик упрашивает – ну пожа-а-алуйста, ну еще страницу, ну пол страницы, ну, Эт… Почему я вижу Эт, разве она не пала в битве под чужими звездами, почему я вижу фонарик, разве его проржавленные останки не лежат, засыпанные снегом…

Все смотрят на меня, ждут чего-то, чего тут можно ждать, что я могу им сказать – жечь костры, пока есть из чего жечь, распахивать землю, как будто в этой мерзлой пустоши можно что-то посеять, складывать из обломков какое-то подобие города…

…бред, говорю я сам себе, бред, бред, бред…

Они смотрят на меня – все, разом, они бросаются на меня – все, разом, я уже знаю, что будет дальше – за мгновение до того, как тысячи тысяч клювов пронзают меня. Почему меня всецело занимают мысли о прошлом, когда я падаю замертво и успеваю заметить, как сквозь заснеженную пустошь пробивается зеленый росток, а бесконечно далеко на горизонте проклевывается что-то, похожее на отблески рассвета…

Перевод с…

Прежде всего, фраза – … – может быть истолкована двояко, или как «Фейн настиг Эванса», или как «Фейн убил Эванса» – из-за этого и начинаются недопонимания и противоречия. Эванс норовит появиться в тех моментах, где про него ничего не сказано, аргументируя это тем, что он живой, его только настигли – Фейн же уверяет, что убил Эванса, поэтому Эванс не имеет права расхаживать по Санта-де-Пальма, пытаться вернуть рукопись, которую у него отобрали.

Есть и более курьезные моменты – так, например, первые же фразы – … – можно перевести и как Эванс сидел в кафе и ждал рукопись, в смысле, человека с рукописью, так и – Эванс сидел в кафе и ждал рукопись, то есть, непосредственно ждал, когда в кафе войдет рукопись, обмахиваясь сама собой от жары, извинится за опоздание и усядется за столик. Этот курьез на самом деле влечет за собой серьезные последствия – ведь дальше в одной из глав упоминается, что рукопись ушла от Тайлера, и никто не понимает, как трактовать эту фразу – или что кто-то в очередной раз украл рукопись, или что рукопись пожелала выбрать себе другого владельца.

Немалую проблему составляет тот момент, что слово… можно перевести и как «представляю интересы кого-то» и как «являюсь кем-то», поэтому до конца неясно, признается ли Фейн, что на самом деле работает на Тайлера, или Фейн на самом деле и есть Тайлер. Поэтому Фейну на полном серьезе отказывали в существовании, говорили, что он не может появляться в сюжете после признания. Особенно в этой версии усердствовал Эванс, видимо, мстил за свое не то убийство, не то непонятно что.

Страница 4