Размер шрифта
-
+

Оседлавшие Пегаса - стр. 17

Но кто эти «мы»? В 1812 году ни одного английского солдата на территории России не было, иначе они, конечно же, пленили бы Наполеона и его пасынка Евгения Богарне. Вот она британская «метода» – загребать жар чужими руками.

…4 ноября, в день освобождения Вязьмы, выпал первый снег. На следующий день он пошел сильнее, а 6-го поднялась настоящая метель.

Фёдор Николаевич немного задержался в Вязьме и затем должен был скакать тридцать верст, чтобы догнать свою часть. Он ехал вместе с генералом Вильсоном по дороге, обозначенной толпами людей и лошадьми Великой армии. Среди трупов ползали какие-то призраки, в лохмотьях, окровавленные, перепачканные сажей печей, трубы которых торчали на местах сожженных деревень. Голод, стужа и страх помрачили рассудок многих из них. Мутными глазами смотрели эти призраки на проезжающих путников и апатично глодали конские кости.

Вязьму Глинка оставил с надеждой на то, что её жители не забудут героизма солдат и офицеров русской армии, освободивших город. «Со временем благородное дворянство и граждане Вязьмы, конечно, почувствуют цену этого великого подвига и воздадут должную благодарность освободителю их города. Пусть поставят они на том самом поле, где было сражение, хотя не многочисленный, но только могущий противиться времени памятник и украсят его, по примеру древних, простой, но все объясняющей надписью: “От признательности благородного дворян сословия и граждан Вязьмы начальствовавшему российским авангардом генералу от инфантерии за то, что он, с 30 000 россиян разбив 50-тысячное войско неприятельское, исторгнул из рук его горящий город их, потушил пожары и возвратил его обрадованному Отечеству и утешенным гражданам в достопамятный день 23 октября 1812 года”».

Отступая, французы взрывали пороховые ящики, и дорога то и дело освещалась пламенем. В сторону от неё отряжались большие отряды, которые жгли уцелевшие деревни и грабили жителей.

Крестьяне, отвечая на зверства неистовствовавших захватчиков, создавали свои отряды для защиты от мародёров, которых они, по замечанию Глинки, называли миродёрами. Однажды Фёдор Николаевич увидел сцену, чрезвычайно позабавившую и его, и его спутника: крестьяне (даже дети) секли розгами французов, ползавших у их ног.

Впрочем, им ещё повезло. Но случалось и такое: «Шестьдесят голых мужчин, лежащих шеями на спиленном дереве. Прыгающие вокруг них с песнями русские, и мужчины, и женщины, ударами толстых прутьев разрубают одну за другой головы» (Р. Вильсон).

И тем не менее этот «наблюдающий» от Лондона говорил Глинке: «Война продвинула Россию на целое столетие вперёд по пути отцов и славы народной».

Позднее Фёдор Николаевич так изобразил народную войну в стихотворении «1812 год»:

Не трогать было вам народа,
Чужеязычны наглецы!
Кому не дорога свобода?..
И наши смурые жнецы,
Дав селам весть и Богу клятву,
На страшную пустились жатву…
Они – как месть страны родной —
У вас, непризванные гости:
Под броней медной и стальной
Дощупались, где ваши кости!
Беда грабителям! Беда
Их конным вьюкам, тучным ношам:
Кулак, топор и борода
Пошли следить их по порошам…
И чей там меч, чей конь и штык
И шлем покинут волосатый?
Чей там прощальный с жизнью клик?
Над кем наш Геркулес брадатый —
Свиреп, могуч, лукав и дик
Стоит с увесистой дубиной?..
Страница 17