Оружие уравняет всех - стр. 5
Она рассчитала все правильно. Едва они вышли на шестом этаже, тут же увидели хозяйку на пороге квартиры; ее поза, взгляд не могли обмануть: она была готова захлопнуть дверь в любое мгновение.
И снова Мамбо повела себя более чем разумно. Она разглядывала, не двинувшись с места, хозяйку до тех пор, пока двери лифта не закрылись с характерным шумом.
– Бонжур, – еще раз поздоровалась она, видя, как слетает с лица этой белой женщины тревога, будто тают у нее во рту отзвуки набата. Ее взгляд потеплел, когда она увидела ребенка.
– Здравствуйте. Проходите, – поторопилась она, пропуская гостей в квартиру.
Первой порог перешагнула Ниос с девочкой, кивнув в знак приветствия хозяйке, второй – Мамбо, снимая на ходу с плеч свой «студенческий» рюкзачок.
Она долго репетировала эти движения, которые слились воедино: откинув клапан рюкзака, Мамбо выхватила тяжелую статуэтку, завернутую в полотенце, и ударила ей хозяйку по голове. Резко обернулась и сощурилась, когда услышала детский голос из глубины квартиры:
– Мама, кто к нам пришел?
– Успокой девочку, – тихо сказала Мамбо подруге. А сама, подхватив безжизненное тело под мышки, оттащила его от двери. Отворив ее, тихо позвала мужчин. Несколько мгновений, и все четверо африканцев были в квартире.
Эти дни не прошли впустую. Мамбо привезла с собой и нашла здесь немало предметов, чтобы изготовить куклу для ритуала. Специальный воск из человеческого жира был заменен воском из церковной свечи, костяную пыль заменила пыль с придорожных растений. Она состригла клок волос с головы девочки, срезала с ее нарядного сарафана, купленного в столичном универмаге, пуговицы. Она постаралась, чтобы кукла была похожа на жертву, но прежде всего она должна была иметь материальную связь с ней, содержать то, что жертве принадлежало: волосы, ногти.
Мамбо работала над куклой не спеша и непрерывно напевала себе под нос, как требовал того ритуал. Работа заняла не меньше четырех часов. Наконец, кукла была готова, и Мамбо изобразила на ней символы мести.
В голове Мамбо звучал голос султана Ибрагима: «Мы дадим ей посмотреть на то, что живые видеть не могут». Это была традиционная фраза; она звучала всякий раз, когда намечалась жертва.
Все четверо камерунцев, проникшие в квартиру белой женщины, облачились в медицинские бахилы, одели резиновые перчатки. Две пятилетние девочки находились в спальне и, похоже, налаживали общий язык; что происходит за дверью, их не касалось. До поры до времени. Но вот, кажется, пора пришла.
Ирина сидела в кресле, широко открыв рот и пуская слюну на грудь; и если кровь гостей была разбавлена адреналином, то ее кровь отравлена растительным ядом. Она только-только приходила в себя, а страх уже заполнил каждую ее клетку; страх неосознанный, он не давал помутиться сознанию, не давал закричать. Она не могла сопротивляться. Но все видела и слышала, воспринимала и записывала весь предстоящий ужас в память.
Роли были распределены. Ниос, сняв маску, зашла в спальню и вывела из комнаты девочку, которая вместе с ней преодолела долгий путь из Камеруна. Передав ее Мамбо, она вернулась в спальню и осталась с дочерью хозяйки.
– Ты красивая, – сказала она. – Это ты на фотографии? – С этими словами Ниос подошла к изящной тумбочке, стоящей подле кровати, и взяла в руки снимок в деревянной рамке. На нем были изображены три человека: белая хозяйка, черный мужчина и черная девочка.