Оружейный остров - стр. 20
Через час телефон вновь зазвонил. Тот же полицейский известил, что экипаж вертолета обнаружил машину на дне глубокого ущелья. Никто не выжил.
– Конечно, время моих звонков было где-то зафиксировано, – сказала Чинта. – Внимательное изучение распечатки покажет, что я обратилась в полицию за час с лишним до аварии. Возникает вопрос: как я узнала о происшествии прежде дорожного патруля? Видимо, поэтому меня вызывают.
– И что ты скажешь?
– Так и скажу: позвонила мужу на спутниковый телефон и встревожилась, не получив ответа.
– А про остальное скажешь? Мол, слышала голос дочери.
Чинта посмотрела на меня как на дурачка.
– Нет, конечно. Сам прекрасно понимаешь, что об этом говорить нельзя. Меня сочтут сумасшедшей.
До сих пор она держалась, но теперь закрыла руками лицо, сотрясаясь в беззвучном рыдании.
Смотреть на это было невыносимо. Я подсел к ней на диван и обнял ее. Вся в слезах, она уткнулась мне в плечо. Еще никогда я не видел человека в столь безысходном отчаянии. Открытая рана ужасна у всякого, но особенно у столь сдержанной женщины. Я догадывался, что прежде она никому не рассказывала о пережитом в зальцбургском отеле.
Не помню, как долго мы так сидели. Потом я сказал, что в ее состоянии лучше не возвращаться в гостевой дом, я уступлю ей свою спальню, а сам лягу на диване в гостиной.
Чинта кивнула. Я приготовил ей постель, она прошла в спальню.
Спал я плохо и проснулся чуть свет. Чинта курила возле окна, глядя на занимавшуюся уличную суету. Заметив, что я уже не сплю, она села рядом и чмокнула меня в щеку.
– Grazie, grazie!
– Пустяки, Чинта, не за что благодарить.
– Нет, есть за что! Ты проявил сочувствие, хоть ужасный рационалист. Я тебе очень признательна.
– Да ну, не стоит.
Улыбнувшись, Чинта чуть отстранилась.
– Теперь ты столько всего знаешь обо мне, а я о тебе – почти ничего.
– Рассказывать-то особенно нечего. Ты слышала присловье “Внутренний мир индийского мужчины состоит лишь из заботы о пищеварении”?
– Неужели? – Чинта как будто всерьез размышляла над этой шуткой. – Нет, не думаю. Помнится, ты говорил что-то интересное о причине, по которой уехал в Америку.
– Ах, это… Ты вправду хочешь знать?
– Да, расскажи, – кивнула Чинта.
Я встал с дивана и поставил чайник на плиту.
– Кажется, я уже говорил, что в студенческие времена был попутчиком маоистов? Тогда их группы были очень сильны, они привлекали самых толковых идеалистов.
– Да, в мои студенческие годы то же самое было в Италии.
– И ты…
– Нет, – покачала головой Чинта. – Их идеи казались мне слишком простыми. Но ты, наверное, думал иначе?
– Дело-то было не в идеях.
– Значит, в женщине?
– Да. Ее назвали Дургой в честь богини-воительницы, кем она и стала для меня. Я был юным книгочеем, витавшим в облаках и мечтавшим повидать страны, о которых читал. А потом в мою жизнь ворвалась Дурга, уже прославившаяся своей безрассудной отвагой. Она шла на невероятный риск, доставляя послания вооруженным повстанцам в глубинке. Я благоговел перед ней, чувствуя себя никчемным, эгоистичным буржуйчиком.