Размер шрифта
-
+

Орлы Екатерины в любви и сражениях - стр. 29

Чем же оканчиваются страсти к карточной игре, всем известно. Судя по дальнейшим сведениям, настала пора, когда уж карты сделали обычное своё дело, сделали так, что, наверное, и не до женщин стало Бобринскому. Не до жиру – быть бы живу.

Пётр Майков писал далее:

«Сообщим здесь для полноты сведений, что Бобринский, по словам Комаровского, был одно время в Лондоне в обществе маркиза Вертильяка и других подобных ему игроков».

Граф Евграф Федотович Комаровский, в ту пору молодой дипломат, а впоследствии генерал от инфантерии, генерал-адъютант и автор мемуаров о событиях периода 1786—1833 годов, писал о Бобринском, с которым встретился ещё в Париже до отъезда того в Лондон:

«…сей последний вёл жизнь развратную, проигрывал целые ночи в карты и наделал множество долгов. Он находился под присмотром нашего посланника и барона Гримма.

Граф Бобринский, у которого я иногда бывал, – не иначе, как когда он сам заходил за мной, и я не в состоянии был от него отговориться, – не мог понять, что я по 18-му году не находил удовольствия в его обществе, и называл меня зато “le tres sage m-r Komarovsky” (благонравнейший г. Комаровский)».

А потом был Лондон, куда, по всей видимости, Бобринский просто-напросто бежал вместе с известным в Европе карточным игроком Вертильяком.

Пётр Бартенев в своём повествовании «Осмнадцатый век. Исторический сборник» писал:

«Я нашёл в Лондоне из Русских: …Бобринского, приехавшего незадолго предо мною из Парижа. В его обществе находился маркиз Вертильяк, подобный ему игрок. Вертильяк уехал тайным образом из Парижа, дабы избегнуть заключения…»

Но и в Лондоне Бобринскому уже было оставаться опасно. Пётр Майков писал:

«Внезапно он уехал из Лондона. Он просил Екатерину II позволить ему принять участие в войне со Швециею и поехал в Россию, но на дороге был схвачен и отвезен в Ревель, где и прожил без дела остальные годы царствования Екатерины II, несмотря на свои письменные просьбы о дозволении ему служить».

Видно, положение, в котором оказался Борбринский, было слишком серьёзно, если императрица вынуждена была поступить с ним сурово. Бецкой же считал, что все беды происходили именно от зачатков воспитания, заложенных в немецком пансионе. Ему-то было лучше знать, как и чему учили в Европе. Просто сам он оказался в несколько более выгодном положении. Он начала начал воспитания и образования прошёл под строгим оком отца – русского князя Ивана Трубецкого.

По словам Майкова, лишь с приходом Павла Первого положение Бобринского облегчилось:

«Император Павел в шестой день по кончине Екатерины II пожаловал Бобринскому, по словам Болотова в “Памятнике протекших времён”, имение и огромный дом графа Орлова…»

К тому времени Иван Иванович Бецкой ушёл в мир иной. Он прожил долгую жизнь. Родился 3 февраля 1704 года в Стокгольме и умер 31 августа 1795 года в Санкт-Петербурге на девяносто втором году жизни.

Иван Иванович Бецкой во всех энциклопедических и биографических изданиях общепризнан видным деятелем русского Просвещения. С первых дней царствования и вплоть до 1779 года являлся личным секретарём императрицы Екатерины II, был назначен президентом Императорской Академии искусств в 1763 году и исполнял эту ответственную должность вплоть до кончины. Он являлся инициатором создания Смольного института и Воспитательного дома. Немало сделал в области строительства, возглавляя комиссию по «каменному строению в Санкт-Петербурге и Москве». Когда в 1763 году древняя Тверь пострадала от сильного пожара, именно Ивану Ивановичу Бецкому было поручено восстановление города, именно он занимался планировкой строений.

Страница 29