Орикс и Коростель - стр. 38

– У многих девочек есть глаза, – сказала она. – Многие девочки такое делали. Очень многие. – Потом, заметив, что он разочарован, прибавила: – Может, и я. Может быть. Если это я, ты станешь счастливее, Джимми?

– Нет, – сказал Джимми. Соврал?

– Почему ты ее сохранил?

– О чем ты думала? – спросил Снежный человек, не ответив.

Другая на ее месте порвала бы фотографию, разрыдалась, обозвала его преступником, сообщила бы, что он ни черта не знает про ее жизнь, – одним словом, закатила бы сцену. А она разгладила бумагу, ласково провела пальцами по нежному и насмешливому детскому лицу, которое когда-то – несомненно – было ее лицом.

– Думаешь, я думала? – спросила она. – Джимми, ты вечно думаешь, что все только и делают, что думают. Может, я ничего не думала.

– Но я знаю, что думала, – ответил он.

– Хочешь, чтоб я тебя обманула? Сочинила что-нибудь?

– Нет. Просто расскажи.

– Зачем?

Джимми задумался. Он помнил, как смотрел на нее. Как он посмел такое с ней совершить? Но ведь он ей ничего не сделал, разве так?

– Потому что мне это нужно. – Так себе причина, но ничего умнее он не придумал.

Она вздохнула.

– Я думала, – сказала она, чертя ногтем круги по его коже, – что, если мне выпадет шанс, стоять на коленях буду не я.

– На коленях будет кто-то другой? – спросил Джимми. – Кто? Какой кто-то?

– Все-то ты хочешь знать, – сказала Орикс.

Снежный человек в драной простыне сидит сгорбившись на опушке, где трава, вика и морской виноград переходят в песок. Стало прохладнее, и отчаяние немного отступило. И хочется есть. У голода есть свой плюс: если ты голоден, значит, еще жив.