Оранжевый портрет с крапинками - стр. 10
– Вот именно, где?
– Там осталась?
– Конечно! Ты же не достал из ниши.
– А ты не вспомнила.
А Юля не вспомнила. Ей хватало и чемодана. Ослепительно желтую сумку с черным старинным самолетом на боку и надписью «AIRLINE» она купила перед самым отъездом в Верхоталье и не успела к ней привыкнуть.
– У тебя в ней что было? – подавленно спросил Фаддейка.
– Практикантский дневник и направление. И всякое…
Было еще старое Юркино письмо с фотографией. И тетрадка с отрывочными дневниковыми записями, которые она делала в стройотряде…
– Пошел я, – вздохнул Фаддейка и встал.
– Куда?
– Как куда? За сумкой.
– Подожди! – испугалась Юля. Она представила, как Фаддейка лезет там по лестнице в кромешной темноте, в глухоте.
– Утром сбегаешь и заберешь, – нерешительно сказала она.
– Ага, «утром»! А если на рассвете туристы туда потащатся? У них теперь такая мода появилась: рассвет на верхотуре встречать.
– Думаешь, сопрут?
– А думаешь, оставят? Я пошел.
– Там же темнотища сейчас и страх…
– Фонарик возьму.
– Я с тобой, – тоскливо и решительно сказала Юля, ощущая, как замечательно в постели и как жутко не хочется туда. Ох, рано она порадовалась, что кончились неудачи…
А Фаддейка… хоть бы сказал: не надо, не ходи! Нет, он сказал другое:
– Выбирайся через окно. Я подожду у калитки.
Быстро темнело. Река еще отражала остатки заката, а крутой дальний берег чернел непроницаемо. За кромкой обрыва не видно было огоньков, смутной тучей клубился старый прибрежный сад. Колокольня была еле различима.
Юля мысленно простонала, когда представила, сколько опять шагать: через мост, потом по высоченной лестнице, затем по темному саду… Фаддейка бодро топал рядом и мигал фонариком. Юля печально сказала:
– Вот узнает Кира Сергеевна про наши похождения, будет нам…
– А как она узнает? Тебя она не караулит, а про меня привыкла, что поздно бегаю.
– С тобой не соскучишься, – вздохнула Юля.
– Ага.
Перешли мост (он был бесконечный, и под ним журчала и хлюпала вода). Совсем стемнело. Ступеней лестницы было не разглядеть. А они – кривые и старые, ноги поломаешь.
– Посвети, – попросила Юля.
Фаддейка опять мигнул фонариком и сказал:
– Я батарейку берегу, она старая.
– А на мосту включал да включал, когда не надо…
– Я проверял… Держись за меня.
Кончилась и лестница с бесконечным поскрипыванием ступенек и хлябаньем брусчатых перил. Черный густой сад надвинулся на Юлю и Фаддейку, окружил мохнатой темнотой, запахом увядающих листьев.
– Держись за меня, – опять сказал Фаддейка и сам взял Юлю за руку. Рыжий свет фонарика метнулся по высоким сорнякам и беспомощно в них запутался. Фаддейка бесстрашно устремился в чащу, и Юля тянулась, как на буксире. Жесткие стебли скребли по джинсовым штанинам. Было жутковато, но как-то не по-настоящему. Будто во сне.
За рукав зацепилось какое-то острие, вроде наконечника пики. Юля повела рукой и нащупала частую решетку.
– Постой. Здесь что-то непонятное…
– Все понятное, – шепотом сказал Фаддейка. – Могилки старые, тут раньше кладбище было…
– Ты нарочно меня здесь потащил? – слабым голосом спросила Юля. Ей хотелось тихонько завыть с перепугу.
– Конечно. Здесь короткая дорога… Ты не боишься?
Тогда она рассердилась. На себя и на этого обормота:
– Я за тебя боюсь, дурень. Обдерешься или глаз выколешь…
– Не-е… Пришли уже.