Оранжевая смута - стр. 62
– Да это не у Шевченко, а у галичанского писателя Андруховича герой Кваказимодо, – топнул ногой лидер нации.
Юля прыснула, но ничего не сказала, она помнила, что это герой французского писателя Гюго.
Писоевич смотрел на нее, как на золотой клад, он не мог себе представить, что пройдет несколько лет, и они станут самыми непримиримыми врагами – Юля вытеснит его из сердец многих украинцев, в том числе и бандеровцев, дабы претендовать на кресло президента.
А пока Болтушенко все более распалялась и стала высказывать такие обвинения в адрес Яндиковича, что Пустоменко просто перепугался и виновато сложил ручки, прося прощения. Лидер нации, стоявший рядом, поднял палец кверху, что значило: я сейчас буду говорить. Все притихли и устремили свои взоры на лицо «гения», изуродованное не то оспой, не то еще какой-то неведомой дрянью.
– Мои депутаты, мой народ, моя нация, можете быть спокойны, когда я рядом с вами. Излишне ругать этого серого Яндиковича не стоит. Он даже этого недостоин. Если мы все, я имею в виду моих депутатов, мой народ, мою нацию, ополчимся против Яндиковича, то создим ему солидный имидж, а это не в наших интересах. Я и так уложу его на лопатки во время теледебатов. Пусть моя нация рукоплещет мне как своему лидеру. А что касается этого Яндиковича, то достаточно его пощипывать потихоньку, как бы невзначай, походя, там, где будет упоминаться мое имя как лидера нации, и, так сказать, на фоне лидера нации можно как бы мимоходом упомянуть и этого серого кардинала Яндиковича. Вот и все, мои депутаты, вот и все, мой народ, вот и все, моя нация.
Раздались бурные аплодисменты и крики «ура». Юля подошла, повисла у него на шее и трижды поцеловала в изуродованную щеку. Все сто человек знали, что Юля испытывает к «гению» не только великие политические симпатии, но и нечто большее, и никто не осуждал ее за это. Как же, гений должен работать не только на благо человечества, но и сам хоть изредка получать удовольствие.
Воцарившаяся тишина продержалась недолго: депутат Пинзденик поднял руку.
– Депутат Пинзденик просит слова, как вы, господа депутаты?
– Пусть говорит, – произнесла Юлия.
– Депутат Пинзденик, прошу, – сказал Вопиющенко. – Можете с места.
– Нет, я хочу на трибуну. Я не хуже депутата Курвамазина, которого у нас прозвали Цицероном, – сказал Пинзденик, направляясь к трибуне. – Господа депутаты, господин президент, господин будущий президент. Я на сто процентов уверен, что народ Украины проголосует именно за вас, несмотря на ваше изуродованное лицо и на некоторую полусогнутую позу после отравления, за коим стоят российские спецслужбы. Но, господа депутаты, мои соотечественники, я обращаюсь ко всем вам от имени и по поручению нашей величественной фракции: прежде чем выпустить нашего гения, лидера нации, на трибуну теледебатов, необходимо всем нам сесть и сочинить текст, отпечатать его на бумаге и пусть Виктор Писоевич зачитает его. Если наш текст не понравится Виктору Писоевичу, тогда я предлагаю обратиться к Збигневу Пробжезинскому либо к еще кому, пусть они садятся и сочиняют сами.
Это предложение было встречено аплодисментами, и Пинзденик достал платок, поднес к массивному носу и громко высморкался, после чего сел на место и уткнулся в бумагу. Но Вопиющенко снова поднял большой палец кверху. Все втянули головы в плечи, а Пинзденик почувствовал дрожь в ногах и тут же принял стоячее положение.