Опус Серого Волка - стр. 16

Сегодня стало понятно – это чувство соединения и единства двух людей, которые не подходят этой системе. Во все годы начальной школы так не разу и не сделал для нее того же, а зря.

Эта предыстория была необходима для дальнейших событий. Подойдя, понял процесс работы и принялся делать то же самое. Они откидывали снег, падавший от верхних работ. Сверху были Удов, Бобенко и та дама с собачками, собачек наверху не было… Коля надел белые беспроводные наушники. Бросив невнимательный взгляд, можно было подумать, что это снег застрял у него в ушной раковине после брошенного снежка. Своим маленьким инструментом высекал линии и указывал другим, где это делать. Вообще он очень ревностно относился к тому, как и кто делает линии. Все должно было быть четко по замыслу, никаких девиаций и своевольства по отношению к его работе. Конечно, они не работали только маленькими лопатками. Это они, как понял в последствии, делают набросок из линий. Уж не знаю, как точно он называется, только похож на лопатку. Коля прикладывал к снегу вышеописанный инструмент и прямо голой рукой стукал по лопатке, как молотком, так он впивался в снег отсекая лишнее. Как раз это лишнее мы и откидывали. Только пока не понятно зачем. Работал вместе с бородатым мужиком. И каким-то парнем, видно, что не заточенным под эту работу. Из-за его присутствия я стеснялся поздороваться с мужиком и напомнить ему о нашей прежней встрече. И от него шел какой-то странный звук, когда он орудовал лопатой. Бородатый мужик покосился на меня своими черными как смола глазами и завязал разговор:

– Даже не поздороваешься? – буркнул он своими губами губошлепа, которые скрывались под бородой. Ее нельзя было назвать густой и красивой – украшением мужчины, и нельзя было обозвать той страшной попыткой некоторых подростков отрастить хоть что-то ввиду новых проявлений их организма. Эта борода была где-то посередине этих двух понятий, и большой плюс ей придавал черный цвет. Того же цвета были, естественно, его волосы, которые показывались бы из-под шапки ушанки поношенного вида с распущенными ушами и ярко горевшей красной звездой, прежде. Перед походом в цирюльню. Не хватало только валенок этому мужичку, но у него были обычные сапоги. И одет вообще он был обычно, за исключением шапки, конечно. Такое просто не носят. Нельзя было понять года этой шапки. Приходились на его отца, когда он ее носил на лесоповале и отдал ему после или на лесоповале ее вручили лично. Непонятно. Возраст просто не определялся по его виду. А вид он имел…

– Здорово! – с каким-то глупым и вызывающим тоном поздоровался я. Надеялся, что это не расценят как насмешку или вызов. Как дальше понял – зря.

– Здоровей ведали! – тут же ответил последний из нашей тройки. Из себя он представлял эктоморфического телосложения парня с круглыми очками в тонкой, как он сам, оправе. Посмотрев на него, нельзя было и поверить, что он будет заниматься здесь такой работой. Все его черты лица были так же вытянуты и растянуты. В особенности нос. Нос был как черта, разделявшее лицо на пополам. Очки еле держались на нем, бултыхаясь взад-вперед. От них все равно не было никакой пользы – запотевшие стекла ничего не показывали. Легкость требовалась и в его одежде. Невесомая куртка из коллекции Сочи две тысячи четырнадцатого. Почему-то именно этот оригинальный узор запомнился мне и поэтому смог определить куртку при описании. Штаны тоже были обычными спортивками, как мне кажется, даже без подштанников. На ногах зимние короткие ботинки, являющемся чуть ли не кроссовками. Хоть носки не по голень.